Петр выпустил конец прикованной к ноге цепи и схватил ствол винтовки.
— Я протестую против тюремных порядков! — ответил он. — Протестую против провокации, которую вы нам готовите!..
Караульные и надзиратели набросились на Петра, повалили его на землю, начали избивать ногами и в конце концов уволокли в карцер.
В первые ночи своего пребывания в тюрьме Петр почти не смыкал глаз: все ждал, что его поведут на расстрел. И как только слышал шаги караульных, вставал… Так прошло несколько дней, а потом и недель. У него начали шататься зубы. Клочьями выпадали волосы. К концу первого месяца нервы начали отказывать, теперь он предпочитал смерть этому бесконечному ожиданию. Но палачи не спешили — по настоянию полиции они решили выждать. Полицейские утверждали, что Велев действовал в полку не один, и надеялись, что им удастся раскрыть все подполье. Вот тогда-то он им и понадобился бы.
А Петр постепенно перестал бояться ночных шагов в коридорах. Не то чтобы привык — к этому привыкнуть невозможно, но притерпелся.
В один на этих дней Петру предложили написать прошение на имя царя с просьбой заменить ему смертный приговор пожизненным заключением.
— Никакого прошения писать не буду, — ответил Петр. — Я осужден незаконно и милости не прошу.
И после этого его заставляли подать прошение, а он все отказывался. Уступил только тогда, когда ему тайно передали, что это поручение партии.
На следующий год в пловдивских казармах произошел большой провал. В городе арестовали более 170 человек — солдат и штатских. Из плевенской тюрьмы привезли Петра Велева.
Офицеры и полицейские, проводившие следствие, превратили казармы в ад. Арестованных истязали более полутора месяцев. Чтобы избавиться от мучений, кое-кто пытался наложить на себя руки. Один из арестованных нанес себе несколько ран ножом в живот, другой пытался пробить голову шпорой. Были попытки выброситься из окна тюрьмы или перерезать себе вены.
С утра 19 июля 1934 года перед зданием дирекции тюрьмы собрались рабочие и крестьяне, мужчины и женщины, старые и молодые. Между ними сновали полицейские и шпики. Вокруг казармы 9-го пехотного полка поставили усиленные наряды солдат с примкнутыми к винтовкам штыками. Им приказали никого не пускать к казарме. А там было назначено заседание суда с рассмотрением дела о крупном «заговоре» в армии.
К восьми часам прибыла конная полиция и расчистила улицы от толпы. Немного погодя в воротах тюрьмы показались арестованные. Какой-то старик из пазарджикского села бросился к ним и обнял черноглазого юношу с цепями на ногах. За ним последовали и другие — матери, отцы, братья, но охрана отогнала их назад. Молодая женщина махала рукой, на глазах ее были слезы.
— Смотрите-ка!.. Наш Петр из Пещеры! — закричал молодой парень, взобравшийся на какой-то камень. — В прошлом году ему вынесли смертный приговор…
Петра вели в сопровождении специальной охраны, отдельно от других. Его правая нога была закована в трехпудовую цепь. Конец цепи он держал в руках, так как иначе не смог бы сделать ни шагу. Переставляя закованную ногу, он бряцал цепью и улыбался, словно на свадьбу шел. А у людей от этого мороз шел по коже.
Арестованных ввели в зал. Вошли прокурор и судьи — высокомерные надменные чиновники в офицерской форме. Прочитали обвинительный акт, и председатель суда обратился к подсудимым:
— Признаете ли вы себя виновными?
— Нет! Не признаем! — крикнул Петр Велев.
— Не виноваты! — откликнулось еще человек десять, и все арестованные их поддержали.
Спас Баталов, которого на допросах подвешивали головой вниз, заявил, что на руках и ногах у него были вырваны ногти. Георгий Катанов показал сломанную руку и потребовал наказать своих мучителей.
Адвокат, защищавший Баталова, попросил назначить медицинскую экспертизу, которая установила бы, какие раны нанесены арестованным во время допросов.
Лицо председателя суда покрылось багровыми пятнами. Прокурор что-то сказал ему, тот кивнул и стал перелистывать какую-то папку…
Дело слушалось полтора месяца. Судьи и прокурор предпринимали все, чтобы запутать подсудимых и заставить их назвать своих руководителей, но те не поддавались. Не помогли ни обещания проявить к ним снисхождение, ни шантаж, ни самые страшные угрозы.
Началось последнее заседание. Прокурор произнес длинную речь. Стал обвинять партию… Петр Велев прервал его протестом. Арестованные зашумели, зазвенели цепями. Прокурор повысил голос и продолжал, но Петр снова остановил его:
— Это не суд, а беззаконие! Вы оскорбляете болгарский народ!