Опять устраиваюсь на мешке. Разве утащишь эти снопы со скирды. Мешки — другое дело. За ними надо смотреть в оба, как говорит дядя Петр. В случае чего надо поднимать народ, всю деревню. В углу висит отрезок рельса. По утрам он созывает народ на работу. В другое время — оповещает о беде, пожаре например.
Глаза опять начинают слипаться, а вставать не хочется — набегался вокруг тока. Вдруг вижу, а может, это мне кажется, у навеса скользнула какая-то тень. Остановилась. Пропала. Нет, скорее всего, присела у кучи зерна.
Сна как не бывало. Сердце замолотило, а ноги одеревенели от страха. Ну, и сторож! Крикнуть — и к рельсу, заколотить палкой изо всех сил — вот что надо делать, а не стоять, раскрыв рот.
«А может, это кто-нибудь из правления меня проверяет», — успокаиваю себя. Дежурные всю ночь ходят по фермам и токам.
— Кто там? — спрашиваю хриплым шепотом.
В ответ — молчание.
— Кто там? — смелею. — Отвечай!
Молчание. Может, это собака забежала?
Я медленно подхожу. Ближе, еще ближе. Спиной ко мне сидит женщина. Наклонилась и что-то делает с зерном. Набирает в мешок.
— Брось мешок! — кричу во весь голос.
— Тише, Ванек, тише! Ну, что расшумелся? Никто не заметит, вон тут сколько! — с мольбой в голосе шепчет женщина.
Голос знакомый. Тетя Лизук, Танина мать.
— Брось мешок! — говорю и сам пугаюсь своего дрожащего, испуганного голоса.
— Ванек, не говори никому, узнают все — стыда не оберешься! Я вот только один мешочек — половину твоей матери.
— Да разве мама возьмет краденое зерно! Положите на место. Я сейчас тревогу подниму!
Тетя Лизук что-то бормочет, но не поднимается с места.
Я бегу к рельсу. Хватаю палку, но не успеваю — тетя Лизук кидается ко мне, вырывает палку и изо всей силы бьет меня по спине.
Злость, обида, боль охватывают меня. Я воплю что есть мочи. Неожиданно совсем рядом голоса.
— Что случилось, Ванек? — Из темноты на лунной дорожке появились дядя Петр и Костя — секретарь комсомольской организации.
— Ну, что здесь происходило? А ты, Лизук, как сюда попала?
Я рассказал всю правду. Тетя Лизук только ворчала, но отвертеться не могла — главная улика, мешок, лежал на виду. Ее отпустили домой — сказали, что завтра утром правление с ней разберется.
Дядя Петр остался дежурить, а мы с Костей отправились в деревню.
Больше мы с Таней не переписывались.
10
Опять зима, последняя военная зима — суровая, снежная, с холодными ветрами, высокими сугробами. Посмотришь с горки на деревню — одни трубы торчат.
Скучно одному в нетопленной избе. Бегу к Илюшке. Они тоже остались вдвоем с матерью, как и мы. Отец и оба брата на войне. В прошлом году еще пришли похоронки на братьев, но ни мать, ни Илюшка не хотят им верить. Надеются, что это ошибка. Я тоже жду отца и никак не могу представить, что его нет.
Илюшка сидит за столом и при свете тусклой мигалки решает задачи. Он в шубе, валенках. Мать возится у печки — не горят сырые поленья, хоть плачь!
Илюшка рад моему приходу.
— Что, опять с ответом не сходится? — заглядываю я и присаживаюсь к столу. — Давай вместе!
Я легко решаю задачи и люблю с ними возиться. Уроки на завтра у меня уже приготовлены, поэтому с ходу объясняю Илюшке решение. Он старательно слушает, наморщив лоб, раз десять просит повторить и начинает быстро писать на полях старой книги.
— Не спеши, опять неправильно, — говорю я и опять объясняю все с самого начала. Не дается ему арифметика!
— Вот теперь понял! — радуется он и хватается за ручку.
— Опять не так.
— Как не так? Сам ты ничего не понимаешь! Поэтому и объясняешь плохо.
— Не спорь, Илюш, лучше послушай еще раз, — вмешивается мать. Печка наконец растопилась, черный едкий дым ест глаза. Скоро в избе становится тепло.
— Ну, смотри, давай я решу. — Хватаю старую книгу и быстро-быстро начинаю писать условия задачи. Чистой бумаги у нас уже давно нет. Пользуемся старыми книгами, ненужными учебниками. Чернила делаем из дубовых шишек. Коричневого цвета.
— Пожалуйста, — протягиваю Илюшке исписанный листок. — Читай вслух и рассуждай, а я тебя поправлять буду.
Наконец с задачей покончено. Теперь и погулять можно.
— Долго не задерживайтесь! — кричит нам вслед Илюшкина мать.
На дворе метель, ветер толкает в спину. Натягиваем свои малахаи на самые глаза и бежим на Верхнюю улицу.