— Честное слово, найдем! — уверяю. — Я придумал.
Аркадий Ефимович улыбнулся — значит, простил и вправду поверил, что мы все исправим.
— Хорошо, хорошо, а теперь я хочу вам сообщить кое-что.
Все переглянулись между собой — не обманул паук. Предсказал вести!
— Не сегодня-завтра морозы ударят, а на полях картофель не успели убрать. Придется нам помочь — сами знаете: картошка фронту нужна. Вот мы всей школой и выйдем в поле. Сейчас же.
Какое уж тут разбитое стекло! Скорей книги в сумки кое-как и бегом одеваться!
У школы не протолкнешься! Как в праздники или 1 сентября.
Наскоро построились и с песнями двинулись в поле. Старшие классы впереди, мы за ними. Как назло, ветер разгулялся. Но мы поем, кричим во все горло. Оказывается, когда кричишь — не так холодно.
А вот и картофельное поле. Сначала кажется — конца края ему нет. Тут и там дымят костры — взрослые сжигают сухую ботву, всякий мусор, который валяется на поле.
Директор объявляет:
— Каждый помогает своей семье — так будет, пожалуй, лучше всего.
Здорово? Я бегу по полю и быстро нахожу маму. Она стоит с лопатой в руках и ждет меня.
— Ванек, скорей, маленький, я копаю — ты собирай.
Из-под лопаты выскакивают мячиками розовые картофелины. Мама старательно вонзает лопату в затвердевшую землю, я с трудом поспеваю выбирать картошку, складываю в кучки. Потом кучки собираю в одну большую кучу.
По полю разъезжают повозки, одни с картошкой спешат в деревню, другие, те, что с красными флажками, — на станцию. Там погрузят нашу картошечку в товарные вагоны и прямо на фронт. Будут солдаты есть горячую картошку, дом вспоминать, своих. А вдруг моя картошка папке попадется, а? Теперь-то мы все представляем, что такое война.
А ветер все сильнее. У мамы губы посинели, глаза слезятся. Пальцы у меня от холода закостенели, не сгибаются совсем.
— Мам, я погреюсь, можно?
Мама молча кивает. Я бегу к ближайшему костру. Тут уже Лешка, Петя, девчонки. Прыгают, толкаются. Я тоже потолкался, сразу теплее стало и на душе повеселело. Теперь и работа заспорится.
Я вернулся к маме. Упрямая, так и не присела отдохнуть и греться не хочет, говорит, и не замерзла совсем, как будто я не вижу.
За работой день быстро идет на убыль. Вот и солнышко спряталось. Закат сегодня красный-красный, к ветру, говорит бабушка. Я засмотрелся на закат. И вдруг представилось, и не закат это вовсе, а зарево от пожаров горящих деревень, вот-вот грохнут наши орудийные залпы и побегут фашисты сломя голову, бросят свои танки, лишь бы свою шкуру спасти. А тут как тут наши солдаты выскочат, и впереди всех папка и дядя Микола!
— Бей фашистских гадов! — закричит папа и бросит гранату…
— Ты что, Ванек, о чем замечтался? Картошку бросил, стоишь и улыбаешься?
Я вздрагиваю от маминого голоса.
— Папу вспомнил! — отвечаю и прихожу в себя.
Мама тяжело вздыхает, подходит ко мне совсем близко.
— Ой, сынок, и у меня нет часа, чтоб не вспомнила.
Она прижимает меня к себе. Война и маму изменила. До войны она не была такой ласковой. И грустной я почти ее не видел.
— Пора домой, — говорит мама, — все уже собираются.
В деревню возвращаемся не строем: каждый со своими. Главные теперь в семье не отцы, а матери. Отцы у всех на фронте. Один хромой дядя Петр — хозяин в своем доме. На поле их четверо, а нас только двое — я и мама. Федя ходит в школу в соседнюю деревню. В нашей деревне — семилетка.
Кто мне сейчас больше всего нужен, так это дядя Петр. Я вспомнил — у него есть стеклорез, а он нам позарез нужен.
— Ты чего, Ванек, под ногами вертишься? — недоумевает дядя Петр.
— Дядя Петь, вставь нам стекло в школе. Мы его разбили. Вставь, пожалуйста!
— А где сейчас стекло возьмешь?
— Ты не беспокойся! Стекло будет. Сегодня же!
— Интересно только, откуда ты его достанешь, — усмехается дядя Петр. — Может, у соседей выставишь? Пока не скажешь, где стекло достанешь, разговора у нас с тобой не получится. Понял?
Конечно, я не намерен открывать дяде Петру мою тайну. Я с трудом разыскиваю Илюшку, отзываю в сторону и делюсь с ним своим планом.
— Молодец, ну молодец, Ванек! — кричит Илюшка. — И как ты только догадался!
На нас оглядываются, я делаю свирепое лицо, и Илюшка смущенно умолкает. Чуть было не проболтался! Вот и имей с таким дело. А вот и Лешка. Он, пожалуй, нам тоже пригодится.
Втроем мы незаметно сходим с дороги, бочком, бочком в кусты, а там по глубокой балке два километра до лесу. Что нам два километра! Тем более дорога на кордон знакома нам до самых маленьких кочек.