Кордон заброшен давно. Но дверь у него всегда на замке. Раньше мы, мальчишки, так и не решались сломать замок, открыть дверь и обследовать дом изнутри.
Осторожно подкрались к окну. Притихли, затаились. Ни звука, только ветер шуршит ветвями деревьев.
— Давай, — шепчет Илюшка и подставляет мне свою спину.
Я карабкаюсь на завалинку, поближе к окну. По дороге мы нашли подходящую железку, и я, ловко орудуя ею, разгибаю гвозди, прибитые вокруг рамы.
Один, другой, третий. Вдруг за окном что-то зашуршало, нет, пожалуй, чихнуло. Я ойкнул и чуть было не свалился на Илюшку с Лешкой.
— Скорее! — шепчет Лешка. Я отгибаю последний гвоздь, с трудом вытаскиваю стекло. Чувствую холодный пот на лбу. Это от испуга. Кажется, кто-то непонятный из тьмы дома вот-вот схватит за руку.
— Держи, — я протягиваю стекло Лешке, еле-еле сползаю вниз.
— Ты что дрожишь? — спрашивает Илюша. — Замерз?
— Айда домой быстрее.
Мы бросаемся прочь от кордона. Я впереди, за мной Илюшка, позади Лешка со стеклом. Оказывается, я еще и палец обрезал, сую его в рот и сосу, как маленький.
Дорога обратно кажется длиннее. Да и Лешка ноет — стекло неудобно нести. К тому же и разбить боится.
Наконец-то деревня! Еле-еле переводим дух. Я говорю ребятам:
— В доме кто-то есть. Я слышал шорох.
— Что ты сразу-то не сказал? Мы зашли бы и посмотрели. — Это петушится Лешка. Илюшка испуганно помалкивает.
Лешка — известный хвастун! Воображаю, как бы он скакал со стеклом по кочкам, если бы я рассказал о своих страхах там, у дома.
Вот и школа. Илюшка побежал за дядей Петром, а мы с Лешкой стали протирать стекло травой.
— Ну и ну, где же вы достали такое стекло? — удивился дядя Петр, вынимая из кармана стеклорез.
…Дома меня ожидал хороший нагоняй от мамы. Пристала, куда девался, где так долго пропадал. Что делать? Тупо молчать или рассказать все? И так и эдак — под горячую руку отдерет за вихры. Лучше уж помолчу. А я, оказывается, трус…
4
Мама у стола чистит картошку, а я пристроился рядом и загляделся на тусклый бледно-оранжевый огонек мигалки.
— Почисти фитиль, Ванек, — говорит мама, не поднимая головы. — Возьми иголку и почисти, только аккуратно, не как в прошлый раз.
Мне не хочется вставать с места, искать иголку, я так пригрелся у маминого бока, но возразить не решаюсь — мама в последнее время стала раздражительная, нарвешься на подзатыльник.
— Кому я сказала, — повторяет мама и строго смотрит на меня.
Я поднимаюсь, но тут с шумом распахивается дверь и влетает брат.
— Солдаты, солдаты приехали! — кричит он еще с порога.
— Какие еще солдаты? — не понимаю я.
Федя весело смеется, с сожалением глядя на меня — маленького и глупого младшего братишку.
— Свои, свои, Ванек. И много их как! — Он поворачивается и исчезает за дверью.
Я — следом, но мама хвать меня за рубашку.
— А ты куда собрался?
— Мам! — прошу я. — Ну, пусти, я тоже хочу, как Федька, на солдат посмотреть! Небось все ребята там.
— Не проси, не пущу, — сердится мама. — Неслух какой стал без отца!
Я молчком, глотая слезы от обиды, беру иголку.
В дверь постучали. Мы с мамой невольно переглянулись, Это еще что за чудеса? В деревне у нас не принято стучаться. Входи кто хочет — гостю всегда рады…
Опять стук. Я даже немного испугался. Молчим, ждем, что дальше будет.
Вдруг дверь отворяется и на пороге — солдаты! Настоящие! Один, другой, третий, четвертый! А сзади Федька, улыбается во весь рот.
— Здравствуйте, хозяева! — солдаты говорят по-русски. Мы с мамой с трудом их понимаем, а брат русский знает хорошо.
— Мам, они спрашивают, можно ли у нас переночевать. Просят соломы постелить им на пол.
Мама вскочила, засуетилась. Лицо ее зарумянилось, и улыбка на губах.
— Конечно, Феденька, можно, скажи им, не на соломе я их уложу — на перине! Садитесь, отдохните! Сейчас картошку сварю, чай вскипячу!
Мама возится у печки, а солдаты уселись за стол. Федька держится с ними запросто, как взрослый, о чем-то спрашивает по-русски. И все громко смеются. Мне даже завидно стало. Я забился в угол и глаз с них не свожу. Вдруг один, самый пожилой, лет тридцати, не меньше, поднимается и ко мне подходит.
Улыбка у него добрая, ласковая. Взял меня на руки и посадил на колени. А я прижался к нему, даже сам не знаю отчего, и чуть не разревелся — папку вспомнил. Не раз он меня так вот на колени сажал и вихры на затылке ерошил.
Картошка и травяной чай всем очень понравились.