— Мы с отцом никогда не думали вырастить батрака. Но что поделаешь? Как нам быть? Сам решай, Араслан. Я тебя не неволю, — сказала мать.
…Староста Мирон радушно встретил бабку, даже в дом позвал. Араслан спрятался за спину старухи.
Волосы у старосты длинные. На вид совсем молодой. Глаза острые, быстрые. Толстые, мокрые губы растягиваются недоброй ухмылкой.
— Сирота. Из переселенцев, — начала было старуха.
Араслан не выдержал:
— Не сирота я!
— Конечно, мать есть. Но как же ей одной прокормить, одеть вас?
— Смел, видать, мальчишка! — подошел к Араслану Мирон. — Отец есть? Где он? Коммунист?
— Откуда им, несмышленышам, знать, где отец? Бросил он их. Коммунист или… — затараторила было старуха, но хозяин осадил ее:
— Тебя не спрашивают. Пусть сам отвечает.
Араслан понял, к кому он попал. Эх, был бы постарше, показал бы он, что такое бокс. Узнал бы тогда староста, кто такие коммунисты!
— Отца нет, — тихо, первый раз в жизни соврал Араслан.
Старуха одобрительно посмотрела в его сторону: осталась довольна ответом.
— Надо пасти коров, — сказал староста. — Пока у меня их шесть. Но будет больше. Вчера вон такой же бродяга, как ты, привел ко мне еще одну корову.
Араслан обиделся было за «бродягу», но вовремя сдержался.
— А ну пошли! — приказал Мирон.
Араслан вслед за старостой вышел во двор. Довольная старуха поклонилась старосте в пояс и побрела домой.
— Звать-то как? — буркнул Мирон.
— Араслан.
— Что-о?
— Араслан.
— A-а! По-моему, хоть черт! — загоготал староста. Он открыл дверь сарая, вывел корову.
— Веди ее в лес, на поляну. Там еще один пастух с моими коровами.
— Хас! Ну, пошла, ленивица! — Староста ударил корову палкой по спине. Корова остановилась и ни с места, не идет, и все тут.
— А ты что стоишь столбом? — набросился староста на Араслана. — Не выйдет из тебя пастуха! А ну, пошли! — Он еще раз хлестнул корову палкой.
Корова подпрыгнула, больно наступила на ногу мальчика. Будто кипятком обожгло ступню.
— Хас! Хас! — кричал староста, подгоняя корову.
Вот и лес. Он совсем рядом. Между редкими деревьями показалась полянка.
— Мишка! — заорал Мирон. — Принимай помощника!
Мирон остался на опушке леса. Корова поплелась к стаду, а Араслан бросился к другу:
— Мишка! Как же ты здесь очутился?
Мишка чуть не плакал от радости, рассказывал:
— Побежал вас искать, заблудился, долго ходил по лесу, пока сюда не попал. По дороге корову нашел — небось от стада отбилась. Вот с ней и попал к старосте.
…Мирон равнодушно посмотрел на мальчиков, потом, не оборачиваясь, зашагал в сторону хутора. «Та-а-ак!» — промолвил он глубокомысленно и, не заходя домой, направился к бабке.
— Значит, беженцы, — говорил он, многозначительно поглядывая на мать. — Знаем, знаем, много вас таких сейчас по дорогам шастает. Ну, что, живите пока, погляжу, как будете вести себя. — Он пронзительно взглянул на Иру: — А дочка — красавица. Сколько же тебе лет? Семнадцать-восемнадцать? Кстати, наш поп ищет девушек для церковного хора. Хочешь, поговорю с ним?
— Мне туда ни к чему, — отрезала Ира. Она хотела сказать, что комсомолка, но вовремя сдержалась.
— Ты что, думаешь, немцы закроют церковь? Как бы не так! Посмотрим, сама к нам прибежишь. У нас и еда, и денег во! Только будь умной, а то пеняй на себя.
Он сердито хлопнул дверью и ушел.
…В сумерках вернулся Араслан.
— Мам, на хуторе не сегодня-завтра немцы! Бежать надо отсюда. Староста — ненадежный человек, — выпалил он на пороге.
— Да не зверь он! Сердитый только, — сказала старуха.
— Эх, бабуся! Мы по дороге чего только не навидались, — горестно вздохнула мать. — Немцы с самолетов свинцом поливали безвинных людей — стариков, женщин, детей. Бомбами уничтожали, жгли. Никого не жалели…
— Боже храни вас. Неужто они и бога не боятся? — Старуха концом фартука вытерла глаза.
На другое утро Араслан спозаранку побежал в дом старосты: повели с Мишкой коров в лес. Хозяйка положила им в сумку два куска хлеба и бутылку пахты.
Скоро ребята совсем освоились на хуторе. Целыми днями пропадали в лесу — пасли коров, вспоминали…
— Помнишь, как ты плюхнулся с плота в речку? — смеялся Араслан. — А потом меня еще пугали тобой, говорили — вот задаст тебе Косой! А ты и не косой вовсе и совсем не страшный.
— Мы с тобой теперь друзья по гроб! — вставил басом Мишка.