Так ребята очутились в партизанском отряде.
— Проводите нас к самому главному командиру! — сказал Араслан, но девушка только улыбнулась и покачала головой:
— Пока я ваш командир и приказываю вам: первое — вымыться, вон какие оба грязнули, а второе — поужинать по-партизански, чтобы тарелки после вас мыть не пришлось, и третье — спать. А завтра посмотрим — утро вечера мудренее!
— Сама почти девчонка, а как командует! — проворчал Мишка, но пререкаться побоялся — еще выгонят из лагеря!
…На следующий день состоялся разговор с командиром отряда — Дядей Колей.
— Хочу мстить за мать и сестер! — сказал Араслан. — Пошлите меня на самые трудные операции.
— Придется с этим подождать, парень. Сначала научим владеть оружием, стрелять, а там…
— А что, думаете, мал я, да? Думаете, я не выдержу? Выдержу, я боксер.
— Это хорошо, что боксер. — Потом задумчиво добавил: — Значит, у старосты пасли коров. У нас тоже есть коровы…
— Я хочу бить фашистов…
— Пасти коров — значит тоже бить фашистов. Подумай-ка сам: партизаны должны быть сильными, закаленными. Не так ли? Если не пить молоко, откуда им силы взять? Для того чтобы было много молока, коров надо хорошо кормить. Не умеешь пасти, нету молока. Ты, брат, в этом деле нам неоценимую услугу окажешь. Может, и товарища своего в это дело втянешь? Только пусть сначала ноги подлечит.
И Араслан начал пасти партизанских коров.
А на четвертый день Мишка внезапно исчез из лагеря. Как в воду канул. Никто не заметил, когда он ушел. Дядя Коля отругал Араслана, а Мишку назвал нарушителем военной дисциплины.
— В армии за это расстрел полагается, понял, Шалфеев?
Араслан сидел, низко опустив голову, очень стыдно было за друга, да и страшно — что он еще придумал, этот Мишка?
— Решили было поручить тебе одно задание, — сказал командир, — но теперь не знаю, как и быть. Вдруг выкинешь какой-нибудь фокус.
— Товарищ командир! — взмолился Араслан. — Клянусь…
— Ну, ладно, верю, слушай меня. Переоденешься нищим и пойдешь в отряд имени Фрунзе. Передашь начальнику отряда две цифры: 36 и 11. И только. Но учти, дойти до отряда нелегко. Придется миновать две деревни, занятые фашистами, плутать по лесным дебрям. Ты, наверно, еще не знаком с топографической картой?
— Мой отец командир. Он показывал мне такую карту. Чуточку разбираюсь, — признался Араслан дрожащим от радости и волнения голосом.
— Ну-ка, подойди сюда. Вот смотри, куда тебе предстоит идти, — Дядя Коля склонился над картой, разостланной на столе.
Долго еще беседовали командир с Арасланом. Мальчик очень огорчился, что разбирается не во всех топографических знаках. Что не понял, переспрашивал, старался крепко запоминать.
— Пойдешь, конечно, без карты. Помни, если попадешься в руки фашистов, о задании молчок.
— Понимаю! — заверил Араслан.
— Можете идти, товарищ связной, — приказал командир.
— Связной Шалфеев готов к выполнению задания! — отчеканил Араслан. В душе он был горд тем, что командир назвал его «товарищем связным».
8
— Передай Дяде Коле: фрунзенцы выступят точно в указанный срок. Молодец, товарищ Шалфеев! Можешь идти! — Командир отряда дружески похлопал Араслана по спине. — Только будь осторожен.
Араслану не впервые пробираться селами, занятыми фашистами. Как всегда, выручала одежда нищего. На оборвыша редко кто обратит внимание. Иногда только фашистские патрули останавливали, обыскивали карманы, щупали заплатки. Не найдя в кармане ничего, кроме сухой краюхи хлеба или картофелины в кожухе, очень злились:
— Топай своей дорогой, щенок!
Однажды на окраине какого-то хутора его громко окликнули трое офицеров.
— Сюда, сюда, малшик! — один из пьяных фашистов наставил на него дуло автомата. — Щенок! Швайн! Расстреляйт тебя! Где партизане? — заорал он.
Араслан притворился немым. Непонимающе размахивал руками, что-то лопотал.
— Ха-ха-ха! Стойт на место! Расстреляйт тебя! — раскачиваясь, как журавль на длинных ногах, хохотал немец.
Черное дуло прыгало перед глазами Араслана. Стоит спустить курок, и пули в момент разнесут голову.
Он похолодел при мысли о смерти. Обидно так глупо умереть!
Фашист долго целился, качаясь из стороны в сторону.
— Ну, пошли, — дернул за плечо немца другой. — Что ты тратишь патроны на оборвыша?
Они ушли. Долго не мог прийти в себя Араслан. Руки дрожали, ноги плохо слушались, но он все-таки зашел в хутор. Постучал в крайний дом, потом — во второй, третий. Просил милостыню — кусочек хлеба, картофелину. Но мало кто теперь подает, самим есть нечего.