— Сдайте оружие, — протянул руку офицер.
Лосев вынул из кобуры «ТТ», молча отдал.
— На выход.
Оставив кабинет, прошли в смежное помещение без окон. Там у майора отобрали награды, личные вещи и портупею с кобурой, оставив папиросы со спичками, после чего отвели в подвал этажом ниже. Был он со сводчатым потолком и бетонным полом, вдоль таких же стен десяток прочных дверей с глазками и кормушками[28].
— Заходи, — встретивший внизу надзиратель отпер ключом на связке однуиз дверей.
Лосев шагнул внутрь, позади громыхнул запор, стихли удаляющиеся шаги.
Перед ним была камера три на четыре, тускло освещённая висячей лампой, с забранным решеткой окошком под потолком. Вдоль стен — нары, между ними — колченогий стол.
— О! Нашего полку прибыло, — поднялся с матраса цыганистого вида смуглый офицер и протянул руку. — Будем знакомы, старший лейтенант Трибой.
— Майор Лосев, — пожал руку комбат.
— Слышь, майор, у тебя случаем закурить нету? Мои кончились. Уши пухнут.
— Есть, — Николай достал из кармана пачку.
Уселись рядом на нары, закурили.
— За что сюда, если не секрет? — пыхнул Трибой облачком дыма.
Лосев коротко рассказал. — Сокамерник одобрительно кивнул:
— Правильно сделал.
— А ты? — поинтересовался в свою очередь.
— Я типа немного пошумел.
— И каким же образом?
— Да очень просто. Наш танковый полк стоит в Клетендорфе, на окраине Бреслау. И за это время я, как многие офицеры, обзавелся трофейным транспортом, «Опель-кадетом». Еду на днях в город к знакомой фрау, останавливает военная инспекция и доставляет в линейную комендатуру. Там составляют протокол и машину отбирают — мол, приказ начальника гарнизона. Я было качать права, а дежурный майор: «Вали отсюда, а то будет хуже». «Ладно», — думаю, я тебе устрою. — И назад в полк. Завожу свой «ИС»[29], дую на нем обратно. Подъехал к комендатуре и подавил весь транспорт, что там стоял. А ещё саданул из пулемета по окнам на прощанье. Развернулся, только меня видали.
— Ну а потом?
— Через сутки забрала контрразведка. Теперь припухаю здесь.
— Крепко пошумел, — покачал головой майор.
— Ну, дак, — растянул в улыбке губы танкист.
К вечеру громыхнула кормушка, принесли ужин. Две миски жидкого супа, чуть сладкий чай в кружках и по куску хлеба.
Утром после завтрака Лосева под конвоем сопроводили к следователю, тот допросил его в качестве подозреваемого. Далее было опознание и очные ставки с патрульными. Один его уверенно опознал, второй засомневался. В показаниях оба путались.
А через неделю Раткевич предъявил майору обвинение в причинении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть.
— Не расстраивайся, главное, не в убийстве, — успокоил Трибой товарища по несчастью. — Ты орденоносец и старший офицер. Думаю, много не дадут. А то, глядишь, и оправдают.
За время, проведённое вместе, оба сошлись характерами. Трибой, двумя годами моложе, воевал с весны 42-го и командовал танковой ротой. Имел «Красное Знамя», солдатскую «Славу» и медаль «За оборону Кавказа». Родом был из Новочеркасска, потомственный казак.
— Послушай, Семён, — спросил по этому поводу майор. — А как отличить настоящего казака от липового?
— Скажи ему так, Коля: «Дед твой был казак. Отец сын казачий, а ты хрен собачий». Настоящий даст в морду. Сбрехавший промолчит.
— Теперь буду знать, — похлопал его по плечу Лосев.
Еще через неделю Трибоя увезли на суд, в камеру поместили полковника-авиатора. Он вёл дневник, где неблаговидно отзывался о руководстве партии. Это стало известно «СМЕРШУ», записи изъяли и теперь вольнодумца обвиняли в контрреволюционной деятельности.
Полковник, фамилия его была Харламов, оказался весьма общительным и грамотным человеком — наизусть знал программу ВКП(б)[30], немецкий и испанский языки, был знаком с Блюхером.
Лосев как член партии её политику одобрял. По этому поводу между ними возникали споры. Харламов утверждал, что ленинские принципы построения социализма в стране извращаются. Комбат не соглашался.
— Ну а что вы скажете насчет репрессий тридцатых? — однажды спросил Харламов. — Когда арестовали, а затем уничтожили почти всех крупных военачальников. За исключением Ворошилова с Буденным.
— Они были заговорщиками, — ответил Лосев. — Так писали газеты.
— Наши газеты много чего пишут. Особенно партийные. Я, к примеру, воевал в Испании в эскадрильи комбрига Пумпура Петра Ивановича. Впоследствии генерал-лейтенанта и Героя Советского Союза. Лично хорошо его знал. Так что вы думаете? В 1942 году его признали врагом народа и расстреляли. Могу ли в это поверить? Нет. И весь этот беспредел творили Ягода с Ежовым. Знал ли про то Сталин? Да. А если знал, почему не прекратил? Молчите? То-то же.