— Получается, земляки, — блеснул золотой фиксой[38]. — Я с Малой Спасской. — Побазарим?
— Залазь. В ногах правды нету.
Трибой чуть подвинулся — рыжий, ловко подтянувшись на руках, уселся сбоку.
За себя он рассказал, что зовут Павел, кличка Шаман, раньше был вором, а потом завязал. Летом 41-го ушел на фронт.
— Воевал в разведке. Сначала батальонной, затем полковой. Младший лейтенант, замком-взвода. Имею «Звездочку» и две «Отваги». А месяц назад получил от жены письмо. Утеряла хлебные карточки, бедствует. Тут как раз объявили приказ, можно отсылать домой посылки. А что я могу послать? От хрена уши? Вот и решили с приятелем подломить склад с трофеями. Был такой рядом с частью. Оказалось, не судьба. Его шлёпнули, меня взяли. Дали пять лет. Ну и все дела.
— Получается, накрылась посылка? — взглянул на рассказчика Трибой.
— Накрылась, — вздохнул. — Как и свобода.
— А зачем у тебя кличка Шаман? Не похож, однако, — сказал сзади Василий, натягивая гимнастерку.
— Знаю, — обернулся к нему рыжий. — У меня фамилия Шаманов. От неё и кликуха. Слышь, комбат, — наклонился к Лосеву. — Прими в компанию. Мы ведь земляки, здесь других москвичей нету. А человек я бывалый. Глядишь, пригожусь.
— Вы как, ребята? — спросил у остальных Лосев.
Оба не возражали.
— Ну, тогда я за шматьем и назад, — спрыгнул в проход Шаман.
— Тёртый калач, — проводил его взглядом Трибой.
— И морда хитрая, как у енота, — добавил Василий.
Вскоре появился Громов, влез на нары.
— Как? Нашел своих?
— Не, — повертел лобастой головой, усаживаясь рядом. — Один я такой дурной попался.
— А вот я нашел земляка, — чуть улыбнулся Лосев. — Будет вместе с нами. Ты как, не против?
— Земляк дело святое, — прогудел мичман.
— Почти родич.
Через короткое время подошел новый знакомый. С ватником подмышкой и тощим вещмешком.
— О! Мореман, — вскинул брови. — Паша, — протянул руку.
— Лёха. Занимай плацкарт.
Шаман прополз на карачках в секцию, уселся по-турецки, раздернул горловину сидора.
— Вот, типа простава, — шмякнул на доски пару банок «второго фронта».
— Откуда? — спросил Лосев.
— Выиграл в карты у одного интендантского. Мордастый такой гад.
— У нас тоже есть чуть продуктов, решили заначить на дорогу. Давай и твои.
— Нет вопросов, командир, — рыжий убрал тушёнку обратно в сидор. — Здесь с шамовкой[39] терпимо. В дороге будет хуже.
— Это почему? — кряхтя, стянул сапоги Громов.
— Тут наркомовская пайка четвёртой категории, как у тыловиков. А в дороге этапная, меньше: хлеб, баланда и кипяток с куском сахара.
— Откуда знаешь?
— До войны имел три ходки[40].
В камере провели ещё двое суток, а ночью третьих всех вывели во двор и построили с вещами. Как оказалось, народу здесь было много больше. В основном военные, человек триста. Напротив конвойный взвод с автоматами наизготовку и собаками на поводках. Со стен бил свет прожекторов.
— Да, погуляли в Бреслау славяне, — пробормотал Шаман.
Затем сверили всех по списку, последовала команда «Напра-во! Прямо шагом марш!»
По бетону зашаркали сапоги и ботинки, два охранника распахнули железные ворота с торчащей над ними пулеметной вышкой. «Левое плечо вперёд!» — помахал фонариком начальник конвоя.
Серый строй с автоматчиками и рычащими овчарками по сторонам, углубился во тьму улиц. Двигались недолго, спотыкаясь и тихо матерясь. Минут двадцать. Потом впереди забрезжили огни, послышались гудки паровозов. Вышли к полуразрушенному вокзалу.
Миновав длинный перрон с несколькими пыхтящими составами, оказались на запасном пути. Там стоял товарняк. Впереди окутанный паром «ФД»[41], дальше штабной вагон, платформа с полевой кухней и десяток теплушек. Перед ними второй конвой. Не меньше роты.
— Стой! Напра-во!
Шаркнули подошвы сотен ног, конвоируемые развернулись лицами к составу. Далее снова перекличка, охрана откатила двери.
— Первая десятка пошла!
Начали грузиться. Лосев с товарищами были в пятой десятке, первым в вагон запрыгнул Шаман. Влез на верхние нары, заорав: «Сюда!»
Быстро их заняли, определив в головах вещи. С матерками и толчеей разместились другие, осмотрелись. Теплушка была обычная, рассчитанная на сорок человек или двадцать лошадей. Вверху два окошка, забранных решетками, на полу остатки соломы. Дюжина мест осталась пустой.
Снаружи накатили дверь, лязгнул запорный крюк.
— Очередная пошла! — донесся хриплый голос.
— Ты смотри, ещё не плотно набили, — сказал кто-то снизу.