Моя задача заключалась только в том, чтобы удержать свои предприятия на плаву. Очень помогала молва про мои возможности в Киеве. Налоговая, милиция меня практически не трогали. Конкуренты обходили стороной. Былые связи работали и сегодня. Мы пока держались. Но о больших и средних прибылях можно только мечтать. Наши запасы медленно, но постоянно таяли.
Воровство продолжалось. И как я начал понимать, здесь уже задействованы мои средние структуры. Хотя и мое руководство начало тырить, где только можно. И это не зависело от зарплаты и премий. Печально другое. Вновь поставленные, через неделю-две, принимали активное участие в этих мероприятиях воровства.
Мельница, крупорушки и все остальное поставленное оборудование прибылей не давало. Не хватало объемов. Надо ждать сбора урожая, а точнее конца года. Затраченные средства не возвращались. Единственно утешало то, что в такой заднице находятся все средние и малые предприятия.
На всех собраниях, съездах, совещаниях слышны только лозунги, жалобы и обещания. Надо затянуть пояса. Надо чуть-чуть потерпеть. В ближайшие годы все изменится. Наши дети и внуки будут жить в другой стране. Мне вся эта лапша на голове и ушах надоела, но что остается делать? Мне же предлагали пойти в правительство и менять все к лучшему. Я же отказался. Точнее сделано все для этого отказа. Но если быть честным перед самим собой, то что-то в стране изменить к лучшему все равно не получится. Это все равно как в двигателе машины улучшить ее работу хочет свеча зажигания. Она то может работать, но двигатель от отличной работы одной свечи лучше работать не станет. Надо весь двигатель перебирать. Может, пример и не особенно удачный, но вполне наглядный. Скажи, Витя, спасибо судьбе, что живой остался.
В середине февраля состоялся суд. Судили только двоих. Одноглазый в тюрьме повесился или его повесили. Меня этот эпизод не интересовал. Я на суд ездил как свидетель. Все выступали, размахивали руками. Родственники плакали. Каким образом бандитов задержали, арестовали, сообщили вскользь. Как написано в газете «принятыми оперативными мерами преступники задержаны». Я даже сначала обиделся. Так и хотелось заявить во всеуслышание: «Так это я их скрутил, а милиция тут совсем ни причем!». Но потом, после раздумья, понял, что не прав. Ни хрена мне такая популярность среди родных, близких, друзей этих бандитов. Вдруг, кому-то придет в голову светлая идея, что за них надо отомстить. Придется жить, ходить и оглядываться. А у меня Лена с Егором, за которыми нужен глаз да глаз. А так на суде обо мне не вспоминали. Никто лозунги о мести не кричал. Вот и славно.
Весну и половину лета 2000 года особо выдающимися событиями отмечать не пришлось. Шла борьба за выживание. Мы мотались по всей Украине в поисках предприятий, в которых еще теплилась жизнь. Помогали, кому могли в поисках недостающих материалов и сырья. Скупали товары народного потребления. Продавали. Развивали бартер, а если сказать простым языком, то меняли все на все. Посуду на металл. Посуду и металл на консервы-тушенку. Консервы на кирпич. Кирпич на квартиры. Квартиры достраивали и продавали. И снова меняли, меняли, меняли. Житомир, Ужгород, Ровно, Кривой Рог, Днепропетровск, Крым. Мотались по всей Украине. Что-то выгодно перепродавали, что-то меняли по необходимости.
По отношению к нам активизировалась налоговая инспекция. Наша активная деятельность привлекала к себе внимание. Но мы отбивались всеми способами праведными и неправедными. Проверки шли волнами, одна за одной. Проверяющие сразу заявляли, на сколько они хотят нас штрафануть, потому, что у них свои поставленные цифры по штрафам. Работу свою они терять не хотели. Где ее, такую работу, найдешь? Проверять — не работать. Те, кого они проверяют, старались задобрить, подмаслить тяжкий труд проверяющих. Накормить, напоить и с собой что-то завернуть. Отбиваться от всех и всем помогало еще участие в работе УСПП, знакомства в обладминистрации и горисполкоме.
В конце июля, когда начался основной сезон летних отпусков, решили и мы рвануть на море в Крым. Людмила Николаевна, как член Президиума такой мощной организации как «Женщины Украины», созвонилась с бывшими соратниками по партийной работе. Предложила нам поехать в санаторий закрытого типа «Черное море». После нашего согласия туда позвонили, заказали номер на двадцать четыре дня с первого августа. Моя команда дала мне «добро» и мы с Леной, забрав Егора, покатили в Крым с утра пораньше. Выехали в три часа утра, с тем, чтобы туда приехать часа в четыре дня. Погода чудесная, дорога хреновая, но мы приехали даже в три часа дня и начали поиски этого санатория. Искали час, но найти следов санатория не удавалось. Я пошел самым простым путем. Поймал такси, которое пошло впереди за оговоренную плату. Таксист вывел нас к армейским зеленым воротам с красной звездой. Обычный забор. Вышел сторож, осмотрел нас и нашу машину. Я ему сказал, что хочу видеть начальника, если только перед нами санаторий «Черное море». Никакой вывески нет. Сторож, молча, открыл ворота и показал на дорогу. Мы поехали вниз вдоль забора и заправки с цистернами, пока не уперлись в жилой пятиэтажный дом на два подъезда. Возле дома площадка для автомобилей, где стояла довольно новая «Волга». И никого. Моря за кустами тоже не видно. Лена решительно сказала, что отдыхать здесь она не хочет, что я должен пойти и культурно отказаться. Может сегодня переночевать, а завтра с утра поехать или в санаторий «Мисхор», или «Днепр». И там купить путевки. О том, что я смогу это сделать в самый пик курортного сезона, у Лены даже сомнений не возникало. Она уже привыкла, что такие задачи я могу решать запросто. Я их оставил возле машины, а сам с тоской, что нас кинули, пошел в подъезд этой пятиэтажки.