20 декабря позвонила теща и сообщила, что очень сильно заболел Николай Петрович. Что-то вроде инсульта. Елена собралась и поехала домой. Я остался один. За собственное питание я не переживал. Возле дома большой продуктовый магазин. Приготовить ужин и завтрак для меня не составляло никакого труда.
Владимир Иванович пообещал отпустить домой с 28 декабря по 7 января, но при условии сдачи зачета. Хотя и не возражал, что если ситуация обострится, то я могу поехать домой в любой день. Но большой потребности там присутствовать я не видел. Предупредил Лену, что если я понадоблюсь, то она звонит, и я немедленно выезжаю.
Через день воздержания я понял, что эксперимент по сохранению верности лопнет уже завтра. С Катей у нас сложились очень хорошие и добрые отношения. Я доставал ее подколками о ее воздержании от интимных связей. На что она отвечала, что ей на пути, к сожалению, не встретился такой, как я. Вот я и решил ее пригласить к себе в пятницу на «товарищеский ужин» к себе домой. Она знала, что Лена уехала в Винницу в связи с болезнью отца. Катя согласилась прийти посмотреть, как я живу и заодно поужинать. Но категорически предупредила:
— Виктор Иванович, хочу сразу предупредить, что секса у нас не будет ни под каким предлогом. Я в этом отношении очень строгих правил. Поэтому, если ты надеешься завалить меня в кровать, то эту надежду оставь за порогом. Я отдамся только по любви. И никакие уговоры здесь не пройдут, хотя не скрываю, ты мне очень нравишься. Но я себя знаю. Вот поэтому и предупреждаю.
У меня другого выхода все равно нет. Как уверить ее, что я ни сном, ни духом. Просто сидеть с шести часов вечера одному, то можно свихнуться. Ну не может же она позволить, что бы я тронулся. А насчет секса, то я и сам против насилия. Поэтому, если она боится, то пусть боится только себя. Я не знаю, о чем она думала, когда соглашалась прийти ко мне домой на ужин. Голова у меня уже гудела, как колокол, когда я открывал дверь, впуская Катерину. На столе стоял легкий ужин, состоящий из жареного мяса гриль с косточкой с пастой. Салат осенний, соленые огурцы и помидоры, яблоки, мандарины и апельсины. Бутылка коньяка и бутылка красного шампанского завершали этот натюрморт.
Я помог ей снять норковый полушубок. Вместо утепленных итальянских сапог выдал домашние тапочки. Цветов я не покупал, но веточка елочки, перевязанная цветной ленточкой стояла посредине стола, рядом с праздничной свечой. Я хотел есть, так как не обедал. Я хотел выпить. И я хотел… Об этом хотении мне напоминала голова с сильным шумом в ушах. Ритуал ужина начался. Выпили по сто грамм коньяка, поели. Выпили еще по сто грамм коньяка. Вроде все шло как обычно, но к пульсирующей боли в голове прибавилась поющая боль в паху. Член налился кровью. Я хотел женщину. Мне уже стало не до этикетов. Я пригласил Катю на танец. Как раз в этот момент по радио шла музыкальная пауза. А когда она встала, повел ее танцевальным шагом прямо в спальню. Двести граммов коньяка сделали свое дело. Катерина шла, целуя меня на ходу в те места, которые могла достать. Мы упали на кровать, но тут она оказала бешеное сопротивление.
— Я же предупреждала, что секса не будет. Или еще раз повторить?
Но я уже завелся и такие предупреждения я слышал неоднократно. Разница в весовых категориях давала о себе знать. Я просто лег на нее вплотную, прихватил Кате руки, что бы она не царапалась. Ждал, когда она выдохнется. Медленно двигался на ней, прижимая свой член через спортивные штаны и ее платье. Она чувствовала мой вздыбленный столбик. Ноги у нее оказались раздвинутыми. Я чуть спустился по ней. Так, чтобы мой конец упирался в промежность. При этом ловил ее губы своими губами. Минут через пять я отпустил ее руки. Она обняла меня за шею и стала отвечать сначала на мои поцелуи, а потом начала двигать тазом мне навстречу. Я рукой поднял ее платье и спустил с себя штаны и трусы. Между нами остались только ее довольно плотные зимние трусики, которые спустить она мне не давала. Колокол в голове превратился в набат. Боль от яичек прокатилась по всему телу. Внутри меня как будто что-то лопнуло, и я почувствовал, что я спустил ей на трусы. Несколько судорожных движений и я пораженный затих. Колокола не били свои мелодии. Стояла тишина и опустошенность. Такое у меня случилось первый раз после контузии. Член обмяк и категорически уменьшился в размерах. Я нашел полотенце, вытерся сам и вытер трусы у Катерины, которая лежала, молча и неподвижно. Говорить вообще не хотелось, а тем более оправдываться и извиняться. Но и молчание становилось невыносимым.