Так я навсегда убедил себя больше не возвращаться к моральной стороне своего посвящения в чужие семейные тайны.
Уже можно было идти встречать отца, и я медленно зашагал в сторону дороги. Во второй половине дня ветер почти стих, пришла летняя духота, хотя в лодке, на открытой воде, наверняка было свежее. Конец июля выдался мягким, приветливым, теплым, но склонным к переменам, дождям и грозам. Вспомнилось, что уже завтра мне нужно быть не здесь, на уютном берегу, где так приятно обдувает влагой, а бегать по городу, как собака-ищейка, в поиске новостей, или, что еще хуже, редактировать чьи-то новости, сидя среди белых стен и мониторов. Я уже заранее устал, лишь подумав об этом. А не взять ли мне в ближайшее время отпуск, пусть даже на недельку, за свой счет, как теперь принято, ведь никакого другого отпуска и не бывает...
На стоянке оказалось свободное место рядом с моей машиной, так что отец точно не ошибется, когда приедет. Я решил прогуляться вдоль забора, закрывающего доступ посторонним в дачный кооператив. Положив руки в карманы, я смотрел на высокую железнодорожную насыпь - именно здесь и проносились с гулом электрички. Вверх, закрывая широкими листьями щебенку, плотной массой тянулись какие-то лианы - может быть, хмель. Да, странно устроен мир - весь, не только человеческое общество. Вот эти растения с головками-хоботками, все время стремятся куда-то, растут, в слепоте своей пытаясь ощутить пространство впереди. Их главная цель - тянуться к теплу и солнцу. Если и есть в корнях, теле и этой головке зачатки разума, то он подчиняет себе растение, требуя ежечасного стремления к высоте. Нужно опередить других, если получится, запутать их, обмануть, увести с правильной дороги, помешать. Впереди - солнце! Но, растянувшись вдоль высокой насыпи, поднявшись на нее, лиану здесь ждет не солнце, а рельсы. Может быть, она от несовершенства своего примет блеск стали за луч, и положит свою чемпионскую, достигшую наивысшей цели, голову... Браво, хмель, или как там тебя зовут - неважно! Ты первый. Но смотри, уже с ревом несется кто-то. Он промчится по тебе, ничего не почувствовав: ему, такому огромному, нет дела до тебя и твоей маленькой души. Палач убьет походя, даже и не заметив тебя. И не тронет тех, кого ты обманул, кого оплел и сбил на долгом пути своем к мнимому солнцу...
За спиной посигналили, я обернулся - отец припарковался, подал знак из окна. Я помахал в ответ и побежал навстречу. Именно побежал, хотя не было никакой необходимости. Это привычка, традиция, хотя... ни одно приходящее на ум слово не подходило. Я помню себя примерно с трех лет, и детство для меня - это ожидание возвращения папы с работы. Зная примерное время, когда он должен приехать, я садился у окна и ждал, никакие игры и даже мультики не могли меня отвлечь - я томился и грустил, если он задерживался. И хотя я вырос, и самому давно бы пора иметь детей - я бегу к отцу, когда давно его не видел, не могу просто идти.
У меня с отцом сложились близкие отношения, хотя и мне, как Николаю Звягинцеву, приходилось видеть его урывками. Конечно, бывало всякое, но с годами я поумнел и стал более снисходительным и терпеливым, в том числе, например, и к постоянному отцовскому бурчанию. Он нередко говорил, что у него ко мне много претензий, и главная из них - моя излишняя самостоятельность. В двадцать лет я заявил, что ухожу из дома, буду работать и параллельно учиться, снимать квартиру, жить с девушкой. И мне удалось выстоять в том скандале, и только спустя два годы найти примирение. С тех пор прошло почти десять лет, я самостоятелен, правда, так и не создал семью. Но... зато могу теперь поделиться радостью от покупки дачи.
Впрочем, и по этому поводу он, выходя из машины, бурчал:
- Наверное, развалюху взял! Нет, чтобы со мной посоветоваться! Веди уж, показывай хоромы, - он вручил мне два пакета, в одном что-то душевно позвякивало.
- Ну и что же, если бы я с тобой стал дом смотреть? Думаешь, если бы он тебе не понравился, я бы не стал его покупать?
- Вот вечно ты ершишься!
- Нет, это ты вечно! Нормальный дом, сейчас сам увидишь.
- А Генин вон тот ведь был?
- Конечно, а ты уже забыть успел? Мой совсем близко. Если б дядя Гена был жив, мы бы теперь стали соседями.
Папа придирчиво обошел мою дачу, поднялся на второй этаж, постукивал по стенам, что-то бормотал. Хотя он проработал всю жизнь на "шинном", но дни отпуска проводил на подработках - в основном на разных стройках. Судя по тому, что, спустившись, он ничего не сказал, дача получила удовлетворительную оценку.
Я разложил продукты, поставив по центру столика бутылку коньяка, предчувствуя, что нас ждет теплый душевный вечер под звездным небом.
- Рыбачить-то поплывем? - спросил отец и взял в руки спиннинг - лишний раз проверить исправность.
Я закончил нарезать бутерброды и оценил натюрморт:
- Давай немного поедим, и в бой.
Сосед, что приходил ночью и встретился на берегу, шлепал мимо, и я ловким движением убрал под стол бутылку, улыбнувшись тому, как быстро учусь премудростям "коммунальной" дачной жизни. Тот, с ленцой взглянув на закуски, зевнул и, покачиваясь, пошел мимо, как-то недоверчиво поглядывая на отца.
Мы сидели на крыльце, расслабившись. Минуты текли неспешно.
- Матери позвони хоть, а то и объявляться перестал.
- Да. В лодке ей наберу, - я потянулся, и стал с ленцой убирать со стола.
- Что, плыть уже надо? - сказал отец, будто рыбалка ему, расслабленному, теперь была в тягость.
- Хочешь, я тебя посажу на тачку и отвезу в лодку? Я у соседа видел, отличная, просторная, - засмеялся я.
Мы неспешно погрузились, и отец занял место у кормы, закурил, собрал спиннинг. Пока мы не отплыли на глубину, он задумчиво смотрел на высотки левого берега, храм вдалеке, думал о чем-то. Мне хотелось разогнать негу и полусон, и я стал быстро грести.
- Давай не так шибко, я на "дорожку" хочу попробовать, - сказал отец, и сел ко мне спиной.
Ветра почти не было, небольшие пенистые волны бились о борта, и я плавно работал веслами, словно занимался на тренажере, смотрел на сутулую фигуру отца, седой затылок, жилистую руку и желтый от курения палец, замерший на старомодной ленинградской катушке.
Напротив сидел самый близкий мне человек, на которого я был так сильно похож и внешне, и душой.
Если и есть во мне что-то хорошее, то взял я это у него. Разве мы не конфликтовали? Еще как! До дыма и дрожи! И дело не в извечном споре "отцов и детей", о котором говорят и пишут все, кому не лень - от старика Тургенева до нынешних коуч-тренеров по семейной психологии и других аферистов. Конфликт - противоборство интересов и взглядов, это нормальное явление. Я знал семьи, и немало, где споров почти не возникало - только потому, что люди жили под одной крышей, наплевав друг на друга. Вернулся сынок в час ночи, побитый и пьяный - и никакой ругани, потом задержался непонятно где отец, или мать с кем-то говорит, странно улыбаясь, второй час по телефону, и ничего. Бесконфликтное общество возможно - города хиппи, например, по такому принципу и устроены. Я уважаю твою свободу, ты мою, никто не переходит за черту. Умрешь от передозировки - это твой выбор. Твоя смерть - проблема тебя одного. Разве это не идеология наплевательства?
Бойкий темно-зеленый окушок, зажав во рту тройник блесны, пролетел мимо моего носа, несколько капель слетели мне на лоб с его подвижного хвостика.
- Ну ты и подсекаешь, - засмеялся я. - Чуть в лицо мне рыбой не ударил.
- А ты не расслабляйся! - папа снял рыбешку и отпустил за борт.
- Зря. Еще таких с десяточек поймать, и знатная получилась бы уха.