Ольга Фадеевна в подробностях рассказала мне то, что я уже знал из воспоминаний Звягинцева, в том числе и про тюрьму:
- Даже сейчас в подвале одного из подъездов есть дверь с глазком и тюремным засовом. Видимо, в том время, когда после войны сносили тюрьму, кто-то решил заиметь себе такую крепкую дверь. То, что она связана с горем и людскими бедами, видимо, не смущало, тогда люди были другие.
- Да, жутковато как-то, я бы ни за что себе такую дверь не поставил, - сказал я.
- Люди мыслили иначе, они пережили страшное время и были закалены. Старожилы уверяют, что между "семидесяткой" и обкомом партии на площади Ленина был подземный ход. Лично я в этом не сомневаюсь. О нем не раз шла молва, да и в целом это в духе того времени. Потом, после смерти Сталина, сотрудники КГБ его замуровали.
Затем Ольга Фадеевна рассказала, что в годы войны судьба посмеялась над судьбами жильцов "дома чекистов". Во время оккупации семидесятый дом сильно пострадал, как и в целом Воронеж, который фашисты разрушили практически полностью. Вернувшиеся в разрушенный город сотрудники спецслужбы вынуждены были жить с семьями... в той самой тюрьме, где когда-то содержались заключенные. А "семидесятку" уже потом восстанавливали пленные немцы. По воспоминаниям старожилов, при ремонте находили арки, проемы, трубы между квартирами - видимо, они были для связи. Когда работы завершились, тюрьму за ненадобностью снесли.
- В истории этого дома не обошлось без мистики, - на этих словах я оглянулся и понял, что коллеги отвлеклись от мониторов и слушали наш разговор. Даже редактор Юля смотрела на Ольгу Фадеевну, не обращая внимания, что на ее столе вибрировал телефон. - С ним связано много странностей, есть то, что смело можно назвать судьбой, роком. Практически все дети - потомки сотрудников НКВД, трагически ушли из жизни. Хорошие, образованные люди, которым только жить и жить, гибли в автокатастрофах, тонули, заболевали, спивались. При этом их ровесников, переехавших в "семидесятку" и не имевших кровных родственников из органов, несчастья обходили стороной. Это замечали все, пугаясь очевидной мистике событий.
Помолчав, она добавила:
- Этот дом - свидетель многих трагедий. Он - не просто памятник, а самое настоящее напоминание о том, что все на земле, любой шаг, поступок имеют цену и последствия.
Никогда в нашей редакции не было так тихо.
- Об этом обязательно, - сказала Юля, - просто обязательно надо написать.
"Ага, - подумал язвительно я, - а не про твои любимые убийства, прорывы канализации и капремонты".
- Чтобы рассказывать людям об этом, мы и создали наше сообщество, - улыбнулась Ольга Фадеевна. - Мы каждый день проходим, проезжаем мимо зданий, строений, не зная, не замечая того, что почти каждое из них - как открытая книга. Нужно только потрудиться, обратить внимание, научиться читать - и мы узнаем так много о прошлом, о людях, живших в нашем городе! Иногда маленький невзрачный домик, в котором жила всего одна семья, может рассказать больше, чем огромная девятиэтажка. Там была своя жизнь, трагедии, радости. Когда мы рушим прошлое, мы не домов лишаемся, а выхолащиваем ценности, опустошаем себя. Как сквозняк выносит тепло из дома, так и мы выносим суть, смыслы, лишаемся исторических корней. Человек, который не относится бережно к вещам в своем доме, никогда не будет беречь и все остальное. Пустые люди оставляют после себя пустое место. Ведь раньше, когда хотели сглазить, говорили - "чтобы пусто тебе было!"
Она помолчала.
- Пустота и есть тот сглаз, который мы получили из-за исторических невзгод. Мне жаль людей, которые, получив образование и заняв высокое место в обществе, остались варварами, равнодушными к прошлому, бесчувственными к родной старине. Они точно также относятся не только к историческим памятникам, а ко всему - к природе, к городу. Они глухи ко всему тому, что с точки зрения культурного человека надо любить, хранить и беречь. Когда варвары захватили Рим, они сносили памятники на городских форумах, чтобы сеять пшеницу. Сегодня есть люди, которые поступают точно также, только ради современного хлеба, торговых комплексов.
Все молчали.
- Так что архитектура и о нас самих поведает не меньше. Ведь то, в каком состоянии находятся чудесные памятники, не характеризует ли нас? Наше отношение к жизни? Именно к жизни - как мы обращаемся с историей, также мы смотрим и на все вокруг. Скоро мы организуем экскурсию "Теневая сторона Воронежа", чтобы показать людям, что стало, во что превратились многие наши памятники. Без войны и нашествия врагов, бомбежек и оккупации, просто от бездействия и нашего общего равнодушия.
Ольга Фадеевна вздохнула:
- Если вы все же захотите написать о доме на Володарского, я могу на время дать вам мою работу, посвященную этой теме. Только это рукопись, я все собираюсь, но не успеваю перевести ее в электронный вид.
- Спасибо! - сказал я, удивляясь, как сама История нашла меня. Каких-то несколько дней назад я и не задумывался об этом, но вот дом - большой, серый, он будто сам громко постучался ко мне, поведал о себе, добавив как бы между прочим, что и мой родственник жил в нем, занимая далеко не последнее место...
Вспомнились слова о незавидной судьбе потомков чекистов, и я невольно поежился. И верно - вспомнилось, что двоюродная сестра моей мамы умерла от рака, долго страдала, перенесла несколько сложных операций. И еще я слышал историю про дядю Сашу, он пьяный разбился на мотоцикле, кажется, в семидесятые годы, задолго до моего рождения. Осталось только помолиться и попросить, если возможно, замкнуть эту цепочку.
- Вам позвонит наш активист, Таня Лукьянова, она передаст мою рукопись о доме, - сказала Ольга Фадеевна, - я вам доверяю, но очень прошу, сохраните ее, она всего в одном экземпляре.
- Конечно-конечно, - ответил я. - Более того, обещать не буду, но постараюсь если не всю работу, то хотя бы часть ее набрать на компьютере.
- Это будет здорово! Я буду вам так благодарна, я просто не успеваю.
Я поблагодарил краеведа и проводил. Подниматься опять не хотелось, решил подышать. Было душно, тянуло побыть в тишине, но даже в нашем проулке не удавалось спрятаться от городского шума, урчания сотен моторов, проносящихся по проспекту. Мой коллега - Витя Малуха, спустился, слегка покачиваясь, закурил. Мы с ним были единственные корреспонденты мужского пола в большом коллективе редакции, журналистика из-за невысоких зарплат давно стала "женской профессией".
Я попросил сигарету, думая, как быстро опять втянусь в эту привычку. Я бросаю и начинаю курить постоянно с четырнадцати лет, с перерывами порой на полгода и больше. Но все равно берусь за старое, вот и теперь.
- Классно она рассказывала! - сказал Малуха, давая мне прикурить. - Вот кто делом реальным занят, не то что мы.
Я кивнул. С этим сложно спорить - сочиняя каждый день по десятку коротких новостей в сухом "форматном" стиле, выдавая интервью разной степени скучности, мы были самыми настоящими бездельниками. Журналисты - трудно сказать, по собственной воле, или нет, давно отказались от служения высоким целям, и потому стали лишними людьми в обществе. Люди, интересуясь новостями, совсем не брали в расчет автора и его мнение, да и нас вынуждали доносить информацию, а не оценивать ее. Так что мы стали роботами. Скоро компьютеры сами начнут формировать новостные заметки, брать интервью, и тогда от нас совсем откажутся. Я уверен, что с задачами, которые сейчас ставят перед нами, машины справятся не хуже.
Я молча стоял, а Витя просто смотрел на меня и, кажется, он ловил мои невеселые мысли.
- Краеведы, бессеребренники, чудаками кажутся, - сказал он. - А ведь это просто люди увлеченные, со своей целью и миссией, каждый из них в глубине души убежден, что занят важным делом. Собственно, это и есть их стержень, ради него они вкладывают силы и даже средства. А мы - нет. Мы не верим в то, что делаем, даже на поверхности души не верим.