Я закрыл глаза, и перед взором невольно пронеслась недавняя поездка, разговоры с Таней. Надо будет ей позвонить к вечеру, предложить встретиться. Я будто опять увидел ее белые волосы, тонкие плечи, колени, и жмурился, улыбаясь. Вдруг в этой тишине меня кто-то окликнул, голос показался надрывным и далеким, щемящим.
Я поднялся и увидел, что Витя Малуха идет ко мне по воде. Тихо перешагивая по волнам, он прикладывал руку к глазам, пытаясь среди влажных брызг и стона воды различить, где же затерялась моя лодка. Я застыл, глядя на него и надеясь, что он пройдет мимо. Он звал меня. Начинался сильный дождь, и под его шум Малуха сумел найти путь и пошел точно на меня. Я поджал ноги, когда он переступил борт и сел у кормы. Грустно смотрел, скрестив руки на груди.
- Витя, прости меня за все, ведь я же ничего не знал, не думал, что так может все обернуться.
Он ничего не ответил, а пересел ближе, взялся за весла. Я смотрел, как красиво играют мышцы его рук. Мы набирали скорость так стремительно, что казалось, лодка вот-вот поднимется и, сделав в небе несколько кругов над дождливым Воронежем, унесется далеко к звездам.
- Прости, - снова сказал я.
- Да брось ты, - ответил он. - Я звонил тогда, потому что в запой ушел, выпить нужно было на что-то. И правильно ты сделал, что ничего мне не дал. Забудь. Знаешь, как сильно меня к стакану тянуло. А теперь вот совсем нет. Я свободен, совсем свободен, - он тянул эту фразу, которая потом перешла в известную песню группы "Ария"
Он поднял руки, которые опять стали блестящими звездами крыльями. Они были красивы, но так огромны, то я невольно сжался и задрожал. Не знаю почему, но сказал:
- Витя, а я вот плыл без всякой цели и думал до того, как ты пришел, что и я тоже свободен.
Он засмеялся, подставил ладони под дождь. Вода быстро набиралась, и он пил ее с рук. Потом отдышался, вздохнул и сказал:
- Сережа, так храни всегда в сердце это внутреннее ощущение свободы. И не убивайся так ни по поводу моей смерти, ни вообще. Вот видишь, как мне хорошо теперь стало. Но пойми правильно - за эту черту, которую я перешел, ты не спеши, не все так просто. Мне за прыжок предстоит заплатить по полной, и недолго мне дали, чтобы побродить еще здесь, повидаться с людьми. Сейчас я свободен, по-настоящему, как никогда, но скоро я отправлюсь в темные дали, где долго буду одинок. А виной тому мой поступок. Так что ты не спеши. Если бы я не спешил, как дурак, то был бы свободен вечно. Разве что... спеши любить.
Он молчал, любуясь своими крыльями.
- Конечно, жизнь - это постоянная неудача, проигрыш, потеря. Я это понял, но сделал неправильный выбор. А ты пойми и поступи по-другому. В мире живых все обратимо и все исправимо, это главное. Знаешь, как я вчера вечером после падения, видя себя со стороны на асфальте, обратно просился? А все, дело сделано, ничего не изменишь. На меня только строго смотрели все, и молчали. Потом вот гулять отпустили, объяснив, что будет дальше. Ты живи, братец, живи себе, и ни о чем не печалься понапрасну. Видимся мы с тобой в последний раз, старичок. Даже после того, как ты завершишь свой путь здесь, мы вряд ли снова сможем говорить. Цени жизнь, цени тех, кто рядом. И главное скажу еще раз - спеши любить. Мне пора. Прощай, Сережа!
Он взлетел в небо, расправив крылья.
Я открыл глаза - дождь равномерно бил мне по лицу, словно постукивал пальцами. Раздался сильный гудок. Я резко поднялся, схватившись за весла. Неведомая сила вовремя вывела меня из сна - рядом проплывал огромный катер, и, если бы я не проснулся, мы бы столкнулись, что стало бы для меня почти равносильным тяжелой аварии на дороге. По крайней мере, я бы точно не выжил, и улетел бы следом за Малухой, если бы в том мире мне это позволили.
Я отдышался и проводил глазами катер, на котором люди показывали мне какие-то обидные знаки и что-то кричали. На дне лодки лежала распухшая тетрадь, я поднял ее, зачем-то раскрыл на какой-то случайной странице, будто хотел вспомнить прочитанное, и убрал за пазуху, надеясь, что она высохнет и каракули, оставленные много лет назад шариковой ручкой, не расплывутся окончательно.
Вот же угораздило меня, думал я, налегая на весла и пытаясь узнать места, куда меня вынесло, чтобы добраться до дачи. Короткий сон, несмотря на его яркие краски и переживания, вернул мне силы. Я чувствовал себя маленькой точкой в океане. Казалось бы, вот оно - одиночество. Но с обеих сторон был город, в котором проживал миллион человек, и получалось так, что я находился в самом ядре этого мира. Да и что нужно для того, чтобы прогнать чувство одиночества? Просто... достать телефон и набрать номер.
Я нащупал в кармане мобильный. Еще перед отплытием перевел его в беззвучный режим. Было несколько пропущенных, но я даже не стал смотреть, от кого, и сразу набрал Таню. Ждал с улыбкой, когда же услышу ее голос, глядя на песчаную косу пляжа далекого левого берега.
- Да, привет, - сказала она заспанным голосом. Ну конечно же она отдыхала после поездки, как я не подумал об этом! - Нет-нет, все в порядке. Я и сама хотела тебе позвонить, чтобы еще раз сказать за все спасибо! Мы вот спим вдвоём с Галей.
Я стушевался, не понимая, о ком идет речь, а потом вспомнил, что у куклы есть имя.
- Завтра же, наверное, займусь ей, буду шить-кроить, - сказала она.
- Таня, знаешь, а ведь я позвонил сказать тебе... - я замолчал.
Вот сейчас я должен произнести что-то особенное, раз уж начал. И я, закрыв глаза, улыбнулся. Но, понимая, что такие вещи не произносят по телефону, и она наверняка меня не поймет, прошептал:
- Давай встретимся как можно скорее, это ведь возможно? Ты и сама сказала, помню...
- Сереж, конечно, только не в ближайшие дни, хорошо? - перебила она. -У меня вот-вот начнутся экзамены, поэтому все дни я буду только готовиться.
- Хорошо, договорились. Но как только все твои экзамены завершатся, ты мне обещаешь встречу?
- Да.
- Вот и отлично. Удачи тебе, Танюша.
- И тебе.
Я услышал гудки и вздохнул. Странно как-то все и глупо устроено.
Когда я выгреб к даче, дело шло уже к вечеру. Я закрепил лодку и пошел к домику. Упав на кровать, я включил торшер. Вспомнил о тетради - она была за пазухой.
8
Мишенька, с тех пор, как я оказался в Орловской психиатрической больнице, прошло сорок лет... Я начал вести эти записи, и думал завершить их быстро, а прошло уже два года, как я оставил первые строчки еще в той, первой тетради. Столько еще всего нужно рассказать, но не знаю, успею ли... Неумолимо время, и с каждым днем чувствую, что здоровье мое не оставляет мне выбора и будто зовет поспешить. Всю жизнь я пытался постичь тайну времени, и не сумел. Иногда мне казалось, что оно замедляло бег, а в иные дни рвалось, как шальной конь, я лишь успевал оглядываться на мельтешение и суету. И тогда я понимал, что время - это скорый поезд, идущий без остановок, и обратный ход невозможен. То, что увидел, ощутил секунду назад, уже не вернуть никогда, впереди будут новые ландшафты, события, но и они промелькнут также быстро.
Вот и сейчас я на минуту отвлекся от рукописи, чтобы посмотреть в окно. Ранняя, дружная весна. Недавно сошел снег, но лед на водохранилище стоит, мутный, некрепкий. По нему могут разве что бродить галки с воронами. И хотя еще холодно и не сезон совсем, я приехал на дачу, пишу, согреваясь чаем. Прохладно, даже пар изо рта идет. А все потому, что писать о прошлом могу почему-то только здесь. Пробовал не раз на квартире - и тихо, и уютно, а не идет строка. Только вот здесь, на втором этаже, картины прошлого оживают, всплывают голоса, которые я записываю, как слышу, в виде диалогов. Сейчас восемьдесят второй год, и ты, Мишенька, живешь у отца, мы видимся редко. Ты ходишь в школу, в первый класс. Летом-то у тебя будут первые каникулы, и, как я надеюсь, хотя бы часть из этих дней ты проведешь со мной. Когда ты рядом, мне особенно легко и хорошо пишется. Просто я смотрю на тебя, отвечаю на твои незамысловатые вопросы и представляю, как ты вырастешь, прочтешь мои тетради, и они дадут тебе что-то. Какую-то опору, понимание того, что было и что есть. Я так надеюсь и верю, притом совершенно искренне, иначе давно бы забросил всю эту писанину.