Судьба сохранила меня во время бесконечных бомбежек. Немцы подступали к городу и готовились к штурму. Я слушал разговоры опытных ополченцев, и они говорили, что враг изменил тактику и действует уже не так, как в сорок первом. С ходу брать Воронеж они не станут - сначала используют все возможности, чтобы превратить город в руины. И Воронеж сгорал на глазах. Меня сначала определили в состав охраны Лысогорского водопровода, другие ополченцы помогали демонтировать оборудование на предприятиях.
Город было не узнать - от пожаров он напитался гарью, воздушные налеты не прекращались. За одну ночь на наши головы обрушивались тысячи бомб. Вася Токарев, Дима Поляков, веселенький армянин Юрик Мкртчян - эти ребята в ополчении быстро стали моими друзьями... И также быстро я их потерял, еще до городских боев - они погибли во время налетов авиации.
В боях у донских переправ западнее окраин Воронежа я не участвовал. Немцы, конечно, понесли там потери, но остановить их не удалось. Наши бойцы не успели взорвать все переправы, да и инженерные части гитлеровцев довольно успешно строили понтоны. Они считали, что самая большая трудность в захвате Воронежа - преодоление водной преграды - уже позади, и теперь, пользуясь моментом, они могут быстро взять город. Тогда хлынули потоки людей. Через каждый час городское радио вещало: "Враг на подступах! Жители города, уходите через Чернавский и Вогрэсовский мосты!" Стоит ли говорить, какая была давка там, на мостах. Но успели перебраться немногие - когда немцы заняли правый берег, в городе оставалось не менее половины жителей. При этом мосты наши саперы взорвали. В этих условиях развернулись упорные уличные бои. Фашисты взяли контроль везде, за исключением северного городка сельскохозяйственного института. Там шли сражения, переходящие в рукопашные схватки за каждый дом. Немецкие самолеты сбрасывали листовки на русском языке, где говорилось, что сопротивление бесполезно, и сдавшиеся добровольно могут рассчитывать на тепло, кров и еду.
Нас перебросили на левый берег, и в Сомовском лесу началась подготовка. Комиссар нашего отряда Даниил Куцыгин узнал меня - он был второй секретарь Ворошиловского райкома партии, помнил моего отца. И он... ни о чем не стал спрашивать. Я не представляю, что он думал и знал о той ситуации. Больше всего я боялся прочитать в его глазах осуждение, а еще хуже, если он в лицо назовет меня "врагом народа" и скажет, что мне нет места среди ополченцев. Но вместо всего этого он только сказал:
- И ты тоже в армии не служил, по здоровью негож? Плохо, парень, плохо. Но знай - бойцом тебе стать придется быстро, времени на подготовку нет. Каждая минута теперь - как сутки, - при этом улыбнулся, показывая, что в ополчении есть и строгая дисциплина, и крепкое товарищество, никто никого не бросит. Даниил Максимович был высокий, крепкий, много повидавший человек, участник гражданской войны. Он полюбился нам именно тем, что совмещал строгость и человечность.
Я упомянул, среди нас были и девушки. Когда я впервые издалека увидел Аню Скоробогатько, то показалось, она чем-то похожа на Лизу из Орловки. Да и к тому же у Ани кроме винтовки была еще и сумка с нашитым красным крестом, она у нас была и боец, и медсестра. Но первое впечатление было ошибочным. Если Лиза с ребенком на руках казалась мне беззащитной, то Аня была настоящим солдатом. Она была крепкая, невысокого роста. Может быть, и не красавица, хотя я бы так и не сказал: она нравилась нам, особенно ее темные, умные глаза, в которых читалась твердость характера.
Всех нас - и парней, и девушек, и мужчин в возрасте, которых тоже хватало, учили ползать по-пластунски, обращаться с ручными и противотанковыми гранатами, готовя к диверсионной работе. Только когда я впервые в жизни взял винтовку, заметил, что у меня слегка трясутся руки. Скорее всего, так было и раньше, просто я не замечал. Может, сказывалось эхо инсулиновой терапии, но, в любом случае, в цель я не попадал. И тогда на выручку пришел Валя Куколкин. Был он младше меня года на четыре, но выглядел ровесником. Он был весел, напорист, ему многое давалось легко. Парень стрелял метко, и помогал мне учиться. И когда я попал точно в цель, засмеялся и стал говорить что-то с бравадой, комиссар Куцыгин одернул:
- Немец - не дуб в лесу, он на месте не стоит, да еще и сам стрелять умеет. Притом ты зеленый, только в бой идешь, а этот гад уже всю Европу прошел и половину нашей страны. Ему целиться и убивать также привычно, как тебе дышать. Так что не задавайся, а готовься лучше, боец!
Вечерами после занятий я выходил и смотрел с высоко места в сторону пылающего города. Недавно смелую вылазку на правый берег провел Коля Логвинов - он был худой, маленький, так что, даже напоровшись на немцев, его приняли за тщедушного подростка, который ищет среди руин мать. Он и рассказал, что немцы вешают людей без разбора, убивают стариков и больных, требуют, чтобы все спешно покидали город, иначе каждого мирного жителя будут считать за партизана. Выслушав Колю, комиссар сделал вывод:
- Значит, положение у них там шаткое.
Понимая это, нас готовили к высадке на правый берег, чтобы, проникнув через занятый нашими солдатами Чижовский плацдарм к центру города, рассредоточиться малыми группами и незаметно убивать немецких солдат, если те шли в одиночку, нарушать связь, уничтожать минометные и пулеметные точки. Все ради того, чтобы посеять панику, помочь нашим бойцам идти в наступление, и очистить город.
Я смотрел на дым, что навис над Воронежем, снова и снова вспоминал слова Коли Логвинова о том, что там творили враги. И еще подумал: Орловка по ту сторону. Прошел ли немец мимо, или занял ее? А если занял, то что там теперь?
Помню, как в ночь перед выступанием я подошел к костру, там собрались наши ребята - Аня Скоробогатько, Валя Куколкин, Коля Логвинов, Вася Андреев и другие. Пекли картошку, еле слышно говорили. Я подошел к Ане. Она чему-то радовалась, и я спросил об этом:
- Да как же! - улыбнулась она. - С утра сообщили, что на задание пойдут только мужчины, а мы останемся. Я переживала, а потом пошла к товарищу Куцыгину и прямо сказала: нет, и мы биться будем, не для того в ополчении пошли, чтобы оставаться за спинами ребят. Да и к тому же как без медицинской помощи!
Рядом с ней лежала винтовка.
- Аня, так ты кто - медсестра, или боец все-таки? - спросил я.
- Для своих - медсестра, а для них, - она посмотрела вдаль, - боец.
Валя Куколкин спросил:
- Аня, ты же сталинская стипендиатка, сама говорила, что на четвертом курсе в зооветинституте училась. Твой институт ведь эвакуировали, что же ты следом не поехала, могла бы и дальше учиться.
- Успею еще, потом доучусь, - ответила она решительно. - Сейчас надо фашистов бить.
Валя промолчал. Я знал, что он был настроен также. Он говорил мне, что ни за что бы не покинул правый берег и встречал бы врага прямо там с оружием, если бы не приказ отступить.
- Аня, ты настоящая комсомолка, - сказал комиссар. Заметив его приход, мы встали на построение.