Старик вернулся довольно быстро. Из носика алюминиевого чайника шёл пар, и комнату наполнил странный, приторно-сладкий аптечный запах.
- Я очень люблю заваривать ягодки калины, - говорил он, разливая по железным кружкам. - Удивительное растение. Вы слышали про Калинов мост?
- Это сказка, в смысле?
- Да. Я давно открыл для себя удивительный, глубокий мир русских песен, сказок и понял, что славянские народы ещё в древности владели знаниями многих тайн космоса и мироустройства. Калина - от слова раскалить, я понял так, что мост в том предании был горящим, и ягоды калины по осени горят в лесу, как последний предзимний закат...
Я не очень понял, зачем это было сказано, но слова мне запомнились. Наступила пауза, и я взял кружку, поднес к губам, но тут же обжегся и поставил обратно. Я никогда раньше не пользовался железной посудой. Заметив мое замешательство, немец улыбнулся:
- А это просто физика, мальчик мой, замечательная наука! Металл ведь отлично передает жар этого напитка! Я люблю пить из таких кружек, чтобы обжигаться калиновым огнём!
Любой другой на моём месте мог бы подумать, что старик не в себе. Но я понимал, что его надо научиться понимать:
- Вы ученый? - спросил я, глядя на старую подзорную трубу.
- Не знаю, как лучше ответить, Коленька, - он помолчал. - Ученые бывают разные, некоторые люди, относящиеся к ним, вызывают у меня восторг и желание прислушаться к их мыслям, но немало и тех, кто имеет высокие степени и награды, при этом суждения их лженаучны и вредны.
- Так значит, вы просто так читаете, занимаетесь, интересуетесь? Из любопытства то есть? - спросил я и подумал, что задаю много вопросов, словно и вечером я остаюсь корреспондентом на работе. Видимо, это уже вошло в привычку.
- Нет, не только, я ещё и пишу сам. И довольно много пишу.
Я ждал продолжения мысли, но Карл Леонович спросил:
- А вы любите науки, Коленька?
- Честно сказать, в школе легко давались литература, история, языки. А вот когда изучали науки точные и естественные, меня они как-то не интересовали вовсе, - старик располагал к простому и откровенному разговору. - Скажем так, яблоко упало на голову Ньютону, знаете?
Он тихо засмеялся.
- Так вот, на уроке все обсуждали, какой закон он открыл, а я, услышав эту историю, задумался больше, а съел ли он яблоко потом, или нет?
Карл Леонович сказал:
- У вас особый склад ума, это сразу видно. А познание точных и естественных наук зависит от того, кто и как учит. Нет человека, который не смог бы постичь их, был бы талантливый педагог.
Он пил розоватый чай, морщась от удовольствия и прихлёбывая:
- Да, я собираю познания, и у меня много книг. Но они нужны мне не сами по себе, а только для того, чтобы получить дополнительные знания, факты для моей теории космогенеза.
- Простите, не понял...
- Развития космоса, планеообразования. Я работаю точно по такому же принципу, как, скажем, многие писатели. Когда они пишут исторический роман, то читают не всё подряд, а отбирают именно те крупицы, которые нужны им для конкретного сюжета.
- Ну, у вас здесь собраны не крупицы, а целая библиотека, которой позавидовал бы мой отец!
- Бросьте, что стоят все эти знания, и даже то, что пытаюсь понять я, по сравнению с законами космоса! - он привстал. - Если хотите, я расскажу вам.
Я кивнул, но готовился к долгому и малоинтересному рассказу, в котором я, скорее всего, не пойму и слова.
- Так вот, Коленька, - он достал из-под матраца несколько увесистых папок. - Это мои главные труды.
Названия были выведены аккуратными буквами. Причем как на русском, так на и немецком языках. Первая папка была тоньше других: "Теория атома".
- Я создал модель атома, отличную от предложенной Нильсом Бором, - пояснил он. - В его модели много недостатков: она не объясняет интенсивность спектральных линий, справедлива только для водородоподобных атомов и не работает для атомов, следующих за ним в таблице Менделеева. Моя же теория основана на более общих и непротиворечивых исходных положениях.
Я пролистнул желтые листы, однако содержание не захватило меня, а больше поразила аккуратность почерка, длинные вереницы формул, рисунков и пояснений к ним. Также стало ясно, что работа выполнена на двух языках. Ни единой помарки, исправления, ни одной косой линии в чертежах - вот она, немецкая аккуратность.
Вторая папка называлась: "Новая космогоническая теория". Карл Леонович, понимая моё замешательство, сказал:
- Вы, Коленька, наверное, думаете, что мои измышления сложны для понимания, но я смогу объяснить главную идею, как говорится, на пальцах. Вот смотрите, - он отодвинул чашки, достал лист бумаги, нашел огрызок карандаша, и стал рисовать Солнечную систему. Но спросил неожиданно:
- Вы упомянули отца. Значит, у вас есть родители?
- Конечно, отец и мать.
- Замечательно! Просто замечательно! И во всем мире так - у любого материального тела также есть родители! У молекулы, амебы, червячка, птицы и зверя есть нечто, что их порождает. И даже у камня есть скала-прародитель, от которой он когда-то откололся для долгой самостоятельной жизни. И скала возникла не сразу. И планеты, в том числе и наша замечательная матушка Земля, тоже когда-то появилась на этот свет. Конечно, не такой зеленой и цветущей, но ведь и ребенок выходит из чрева матери кровавым и мокрым, и только спустя время у него отрастают волосы, появляются зубы, он начинает развиваться.
- Так кто же - родитель планеты? - спросил я.
- Вот! Умница! Это и есть вопрос всех вопросов для нас, её жителей! - мой собеседник волновался, и я понимал, что он говорил на самую важную для него тему. Даже бакенбарды нервно дрожали, когда он шевелил губами. - Но начну с другого, чтобы вы поняли суть! Основа мироздания - непрерывность движения, изменчивость, взаимосвязь внешних и внутренних процессов, цикличность, чередование спокойного периода и резких перемен, взрывов, после которых происходит переход в новое качество. Иными словами, в космосе нет пределов, нет пауз, нет смерти и нет одиночества! Я провёл много-много ночей, раздумывая над этим, и однажды, в полной тишине, мне стало совершенно ясно - планеты рождаются звёздами! Да, да! Появление планет находится в связи с циклическим характером ядерного синтеза в недрах звёзд, они формируются в недрах также, как дети в лоне матери, и затем отторгаются! Каждая планета уходит на свою орбиту, но не отрывается от матери, а зависима от неё, питается её солнечным молоком!
- Не пойму, как же всё-таки происходят эти... роды? - удивился я.
- Эти роды - энергетическая перестройка звезды, и сам процесс, безусловно, связан с выбросом большого количества энергии. Речь идёт о накоплении энергии и мощном взрыве! Ещё Декарт говорил, что природа тел космоса гораздо легче познается, когда мы видим постоянное развитие, чем когда рассматриваем их, как нечто вполне образовавшееся. Но вы знаете, до сих пор! - он поднял палец, пробежался глазами по завалам книг, - до сих пор ни в одной гипотезе процесс формирования Солнечной системы не взят в развитии от атома до возникновения планет! Вот смотрите!
Он подошёл к окошку и открыл его. В комнате посвежело, и мне стало легче: казалось, что Карл Леонович до предела накалил воздух, наполнил комнату такой энергией, будто бы здесь взорвалась и обожгла все углы роженица-звезда:
- Весна - она ли не воспета в стихах, не её ли мы хотим сделать вечной? - говорил старик. - Все народы, все эпохи поют о весне! А почему? Да потому что она - символ жизни, ее пробуждения, рождения всего! Казалось бы, холодная, укрытая снегами почва - мертва и некрасива, но придёт срок, и она освободится от оков, и мы поймём, какая сила в ней скрыта! Пробьются первые травинки, набухнут почки, а затем весь мир наполнился запахами, движением! И все вокруг поет: слава жизни! Так вот!