— Таким образом, — закончил Учитель, — общиной управляют пятнадцать человек: Совет Двенадцати, Управляющий, Преемник и тот, кто является вождем, пастырем и целителем своего стада, — твой слуга, именуемый Учителем.
Эллери с трудом сознавал, что слушает не отрывок из старого и забытого романа, а описание самой что ни на есть реальной общины, существующей в Соединенных Штатах Америки в 1944 году, очевидно, к полному неведению округа, штата, федеральных властей и ста тридцати пяти миллионов других американцев.
Роясь в памяти в поисках аналогий, он смог найти только одну: маленькую общину на одной из вершин Аппалачских гор, которая, будучи изолированной оползнем, уничтожившим единственную дорогу к внешнему миру, оставалась забытой почти целым поколением, покуда связь не была восстановлена.
Но тогда причиной послужило стихийное бедствие, а никакое стихийное бедствие не могло объяснить существование Квинана, который, судя по тому, что видел и слышал Эллери, был изолирован намеренно и куда более длительное время. Кладовщик Сторикаи был поражен при виде автомобиля и явно ничего не знал о наручных часах.
Как долго это продолжается? — думал Эллери.
В голове у него промелькнуло: доколе, Господи?
— Значит, здесь ничего никому не принадлежит? — спросил Эллери в зале Дома Священного Собрания, где мерцала желтая лампа и куда время от времени доносились снаружи мычание коровы и рев осла; он окончательно утратил чувство времени.
— Нет, — ответил патриарх. — Все принадлежит общине.
Но ведь это коммунизм, заметил некто в голове у Эллери. Не свирепый и лживый коммунизм сталинской России, а свободно избранный образ жизни ранних христиан и... Он не мог вспомнить название дохристианской общины, о которой читал несколько лет назад у Иосифа Флавия.
Впрочем, думал Эллери, нет надобности отправляться на такие далекие расстояния во времени и пространстве. Американский континент обладает длительной историей подобных экспериментов. Монастыри восемнадцатого века в пенсильванском городе Эфрата, именуемые «Женщина в пустыне»; община зоаритов на востоке Центрального Огайо, просуществовавшая сорок пять лет; общество Амана — «Община истинного вдохновения», — основанное около Баффало в 1943 году и все еще процветающее в семи объединенных деревнях Айовы; общества трясунов, остатки которых просуществовали более полутора столетий; община «перфекционистов» в Онайде. Все эти группы объединяли минимум два общих фактора: религиозная основа и общественная собственность.
То же самое, вероятно, относилось и к Квинану. Его религиозные происхождение и природа, хотя и ускользавшие от Эллери, были очевидны, а сам Учитель сказал, что «все принадлежит общине». Отдельным ее членам не принадлежало ничего — все, что они создали или вырастили, какую бы работу они ни выполняли, шло на общее благо. В ответ на это каждый квинанит, молодой или старый, получал то, в чем нуждался.
Но какова была эта «нужда»? И как провести грань между нуждой и желанием? Эллери смутно понимал, что для сохранения этой грани необходима абсолютная изоляция от внешнего мира. Человек не может жаждать того, существование чего ему неведомо. А чтобы обезопаситься от пытливости человеческого разума, не знающей границ, идеология должна быть основана на общественном образе жизни.
Развивая эту тему в разговоре с Учителем, Эллери узнал, что членство в общине приходит автоматически с момента рождения. В Квинане не было прозелитов, способных принести заразу цивилизации. Членство извне не допускалось даже с испытательным сроком, ибо, если испытуемый потерпел неудачу, его нельзя было бы отпускать из Квинана, даже заручившись обетом молчания, — ведь он мог нарушить клятву, и тогда изолированному существованию пришел бы конец. Как только ребенок в Квинане достигал школьного возраста, Учитель проводил торжественную церемонию, беря с него обещание соблюдать законы общины с ее примитивной жизнью, изоляцией, обычаями, тяжким трудом и равными возможностями.
Но это было всего лишь ритуалом, узаконивавшим практику. «Дайте нам ребенка на восемь лет, — говорил Ленин комиссарам просвещения в Москве, — и он станет большевиком навсегда». Гитлер доказывал то же самое своими организациями молодежи, шпионящей за родителями. «Наставь юношу при начале пути его, — отмечал автор «Притчей» двадцать три века тому назад, — он не уклонится от него, когда и состареет»[24]. Квинанит должен был сомневаться в природе общины, строго воспитавшей его, не больше, чем рыба в природе моря, где она плавает.