— Но зачем? — с беспокойством спросил Учитель.
Эллери подобрал ключ. Он был из того же тусклого металла, что и браслет, выглядел грубым и исцарапанным, но на ощупь оказался гладким — слишком гладким. Эллери поднес его к носу. Этот странный едкий запах...
— Вы разводите здесь пчел? — спросил он.
— Да, хотя их немного. Большую часть меда мы сохраняем для больных. А воск...
— Вот именно, — кивнул Эллери. — Воск. Кто-то ночью сделал восковой отпечаток ключа и изготовил — или готовит теперь — дубликат. Но от чего был этот ключ?
— Это ключ от двери санктума — запретной комнаты, — сказал старик. — Он единственный и хранится у меня, так как только я могу туда входить. Даже Преемник не может меня сопровождать. Или я уже говорил тебе это?
Они умолкли. Тишину нарушали отдаленные звуки коровьего колокольчика, рев осла и стук топора. Где-то дети пели простую песню. Что нужно было прятать в санктуме, обладая такими сокровищами?
Эллери задал этот вопрос.
Старик сел на табурет и задумался, опираясь локтем на колено и прижимая ладонь ко лбу. Наконец он встал и подал Эллери знак следовать за ним. Они вышли в зал собраний и остановились под лампой, горящей над запертой дверью.
— Тебе будет позволено войти, — с трудом вымолвил Учитель.
— Нет, — быстро сказал Эллери.
— Если ты здесь, чтобы открыть нам путь, то можешь открыть и эту дверь.
Но Эллери не мог заставить себя сделать это. По какой бы странной ошибке его ни принимали за ожидаемого Гостя, зайти в святая святых, воспользовавшись этим, означало бы осквернить ее.
— Нет, Учитель. По крайней мере, не сейчас. Но вы идите туда и осмотритесь как следует. Если что-то пропало или находится не на своем месте, сообщите мне.
Старик кивнул, взял из ниши в стене кувшин, газ и кусок материи и вымыл лицо, руки и ноги, бормоча молитву. Все еще шевеля губами, он отпер дверь и в почтительном молчании шагнул в запретную комнату.
Время шло. Эллери терпеливо ждал.
Наконец Учитель вернулся.
— Из санктума ничего не пропало, Элрой. Все на своем месте. Что же это значит?
— Не знаю, Учитель. Но я уверен, что кто-то сделал дубликат ключа от священной комнаты. Очевидно, в санктуме есть то, что хочет заполучить один из членов общины. Расскажите мне обо всем, что там находится. Не упускайте ничего.
Веки опустились на сверкающие черные глаза, когда старик начал рыться в памяти.
— Два кувшина со свитками молитв. Священный ковчег, где хранится Книга Mk’h...
— Книга?
— Передняя стенка ковчега — стеклянная. Там также хранится казна.
— Казна? — медленно спросил Эллери.
Веки старика поднялись, и Эллери увидел, как зрачки расширились, словно от внезапного света.
— Серебро, — ответил Учитель. — Пришло время, Элрой Квинан, ответить на вопросы, которые ты задавал вчера вечером. Давай сядем за стол Совета.
Это было в Год Первого Странствия, как его назвали гораздо позже. Учитель был тогда юношей, жившим с родителями в Сан-Франциско, но они и друзья, делившие с ними их веру, не были счастливы.
Город погряз в грехе (по крайней мере, так казалось Учителю). Пьяницы, шатаясь, бродили по крутым улицам, оскверняя воздух бранью. На каждом углу стояли салуны, завлекая слабых и нетвердых духом газовым светом и громкой музыкой. Игорные притоны поглощали деньги, необходимые для того, чтобы кормить детей; за одну ночь семьи становились нищими. Нечестность сделалась основным правилом коммерции — те немногие, кто отказывались мошенничать, терпели крах, даже не получая похвалы за порядочность, которая удерживала их.
Ничей сын не был застрахован от искушений этого гнезда пороков, превращавших человеческое тело в предмет торговли. Никто не мог быть уверен даже в собственной дочери, хотя позор, болезни и смерть таились повсюду, как звери в джунглях.
Не только город, но и вся страна становилась зловонной клоакой.
Хотя фермер мог чувствовать себя в безопасности от пороков города, болезни настигали и его. Он оказывался рабом железной дороги, чьи пошлины лишали его большей части прибыли, игрушкой в руках спекулянтов, жонглировавших ценами на его товары.
Высший пост в стране занимал военный и, как говорили, пьяница[36]. Его помощники бессовестно покупали и продавали должности. При попустительстве его администрации крупные концерны лишали людей последних сбережений.
Для богобоязненных людей это было тяжелое время. Куда идти? Что делать?
Изолированный мир Святых Последнего Дня[37] предлагал путь и цель, но они были открыты только для тех, кто исповедовал мормонскую веру. А для Учителя и его семьи это было неприемлемо.
— Почему? — спросил Эллери.
— Потому что у нас своя вера, — ответил старик.
— Да, конечно. Но что это за вера? Откуда она пришла?
Учитель покачал головой. Корни веры Квинана так глубоко уходили в прошлое, объяснил он, что даже старейшие члены святой общины во время детства Учителя не могли объяснить ее происхождение. Следы ее можно было проследить во многих странах и поколениях, но они становились все слабее, пока не исчезали полностью в дебрях времени. Многие отворачивались от этой религии, но группа твердых ее приверженцев не позволяла ей умереть.
Библия, очевидно, не играла непосредственной роли в верованиях квинанитов, хотя влияла на их традиции и теологию. Жизненный путь секты (если ее можно так назвать) терялся в глубине столетий, но традиции передавались от одного Учителя к другому. Старик упомянул Плиния и Иосифа Флавия, что подтверждало смутные предположения самого Эллери,
В итоге, продолжал Учитель, Совет времен его молодости после ряда собраний принял решение: они должны покинуть этот ужасный мир. Где-нибудь в обширных землях к востоку, даже среди пустыни, они найдут место, не зараженное пороками, где смогут жить изолированной общиной в строгом соответствии с их этическими и социально-экономическими принципами.
Люди продали свои дома, земли и бизнес, приобрели фургоны и припасы, и вскоре огромный караван покинул Сан-Франциско, двигаясь на восток. Путешествие было долгим и трудным.
Первая попытка обосноваться на территории неподалеку от Карсон-Сити окончилась провалом. Они выбрали это место потому, что тогда там не было железнодорожного сообщения со столицей Невады, и потому, что Карсон-Сити в сравнении с Сан-Франциско казался всего лишь деревней. Но салунов, игорных притонов и дансингов хватало и здесь, а маленькие размеры Карсон-Сити привлекали тех, кто страшился огромных масштабов города на берегу одноименного залива. Странный образ жизни новых колонистов сделал их нежеланными гостями — предметом насмешек для пьяниц, сквернословов и визгливых, накрашенных и расфуфыренных женщин.
Не прошло и года, как Совет объявил колонию в Карсон-Сити неудачей и вынес решение о переезде. С потерей денег, потраченных на покупку земли, пришлось примириться. Теперь им предстояло найти место, где деньги не просто необязательны, а бесполезны, — место настолько отдаленное от проторенных дорог, что мир должен будет забыть о них.
Много дней и ночей караван следовал на юго-восток. Люди умирали и были похоронены на обочине. Молодые мужчины и женщины вступали в брак, и у них рождались дети.
Как правило, община старалась избегать населенных пунктов. Но однажды один из мужчин заболел, и его пришлось отвезти к врачу в ближайшую деревню. Потом он умер, но семьи у него не было, некому было вести его фургон, а в других фургонах не нашлось места для его имущества. Поэтому его продали в деревне за пятьдесят серебряных долларов, и караван двинулся дальше. Однако перед этим не обошлось без попыток со стороны местных жителей соблазнить нескольких девушек, украсть у отца Учителя пятьдесят серебряных долларов вместе с остатками денег в истощившейся кассе общины и уговорить одну пару заявить права на упряжки и фургоны всей колонии, обещав поддержку лжесвидетелей, а также подкупленных судей и присяжных. Все эти попытки потерпели неудачу. Пилигримы покинули деревню, сопровождаемые лаем собак, градом камней и выстрелами с целью напугать запряженных в фургоны животных.
36
Грант, Юлиссис (1822 – 1885) — американский генерал, командующий федеральной армией во время Гражданской войны, и 18-й президент США (1869 – 1877).
37
Так называли себя мормоны — члены религиозной секты, основанной в первой половине XIX в. в США и создавшей в 1848 г. в штате Юта теократическое государство. Мормоны долгое время практиковали многоженство.