Решение пришло само собой. Узкая прозрачная рука, на которой вдруг чересчур отчетливо проступают следы кандалов и грубый старый шрам, — как будто рану от стрелы или болта не залечили как следует, — протягивается навстречу и почти ласковым ответным жестом касается виска древнего мага. Еще не наигрался? Тебе интересно? Ну что ж…
— Смотри!
Тебе нужна моя жизнь? Ты ее получишь. Всю!
На некрасивом лице с длинным носом и большим тонкогубым ртом испуг, но глаза смотрят решительно: 'Они пришли, чтобы тебя убить'… И заброшенная могила.
Мертвое тело среди обгоревших обломков мастерской, обугленная флейта…
Все дороги, все битвы — свои и чужие… И костры — те, которые зажигали для него, и те, которые зажигал он… Беспрерывный кошмар заточения и одна, последняя, ночь перед казнью… Чужая кровь на руках, и убийственно нежные переливы флейты… Все: что видел, знал, пережил, и сотворил, что так долго носил в себе…
— Я видел как ты родился… Жаль не удавил сразу! Понадеялся, что сам сдохнешь. Моя ошибка — мне ее и следовало исправлять.
— Мне жаль тебя, Лер. Я долго играл по вашим правилам и знаешь, что я скажу — жить гораздо лучше!
Следующим ударом:
Синеглазый мальчишка, плачущий у него на руках, и бьющийся в пламени костра… Неслышный стон, который меняет все:
— Отец!
И незрячие синие глаза с тоской смотрят в небо.
— Герда, зачем?!
— Эх, ты, Властелин, столько лет прожил, а не знаешь…
И последняя усмешка на бледных губах:
— Не думала, что будет так трудно, но не жалею!
Нож у шеи Ингер…
Солнышко мое… Звездочка…
Замирающее биение сердца — как будто через разверстую грудь вынимают твое собственное…
Реальность слущивается слой за слоем.
Окровавленный Сивилл на руках. Динэ: 'Мне приснилось, что отец вернулся меня убить…'. Затравленный, безумный взгляд мальчишки, вжимающегося в волчью шерсть…
Дамон не смотрит, не видит ничего вокруг, уже удерживая чародея. Память на память — оказывается не такой уж равноценный обмен, Мастер?
И последний удар — память самой Башни, память всех ее хозяев и жертв, сегодня он взял у нее достаточно…
Забирай, Мастер…
Все!!!
— Кто ты? — губы бледнеющего призрака не двигаются, но от крика закладывает уши.
Дамон улыбается.
Я — это ты… разве нет?
Теперь будет! И только тогда он открывает глаза… В них Тьма.
— Слияние должно быть полным, — спокойно и мягко напоминает Властелин, и не отнимает руки.
Он не испытывал ничего, кроме брезгливой жалости: возможно, когда-то могущество этого мага не знало границ, а разум был гениален, но сейчас… Сейчас распахнув себя навстречу чужой душе, чтобы подавить и занять ее место, он не смог противопоставить ничего, кроме уязвленного самолюбия непризнанного гения. Слишком мало, по сравнению с тем, что получил взамен… Что ж, иногда получить то, что желал, оборачивается худшим из зол!
И когда неизбежное свершилось, Владыка Башни Дамон Фейт с усталым вздохом все же ответил на вопрос, провожая в небытие искалечившее столько жизней проклятие:
— Я — твоя жертва, Мастер. Я — судья и палач… Я — это ты, и я не хочу жить так больше… Я устал сражаться против всех и вся, и я не желаю больше ничего из этого!
И стало по сему.
Райнарт всегда оценивал и свои, и силы противника трезво. С Эледвером Тар Форианом один на один он бы 'пообщался' с превеликим удовольствием! Однако сейчас между ними стояли еще 9 натасканных Ищеек Своры. Единственным преимуществом оставалась внезапность, и бывший герой не преминул его использовать, обрушив на эльфов, дезориентированных мгновенной рокировкой и ударом Дамона, фейерверк убийственных атак.
Возможно, он был уже не молод и всякие сражения, кроме учебных, остались в прошлом, но все же, за эти годы не было и дня, проведенного в праздном покое, а тяжесть меча не стала воспоминанием о былой бурной молодости. Да и учил мастер Райнарт отнюдь не красивым позам на показ дамам.
Бой оказался нелегким для всех и вышел коротким. Четверо из фанатиков легли один за другим от меча героя, которые тоже не бывают бывшими. Но и Райнарт был дважды ранен, а между тем, Фориан пока вовсе не снизошел до внимания, видимо занятый куда более важными делами.
Пятый… Райнарт и эльф упали одновременно, по горлу он полоснул уже вдогонку, чтобы не поднялся наверняка. Прежде, чем следующий удар другого Стража оказался роковым, окатился в сторону, выставив блок, за который сам бы уши оборвал любому из молодых петушков, прошедших через его тренировочный зал.
Вовремя — еще один из эльфов, совсем молоденький, не старше Динэ, но уже с гонором, едва не пригвоздил его к земле особенно удачным ударом. Еще один, помогал Фориану, и вот до этой парочки нужно было добраться любой ценой, это было ясно…
Внезапно Эледвер, все это время по-видимому находившийся в трансе, закричал, словно от невыносимой боли, его 'стаховку' скрутило тоже, но не настолько сильно. Досталось и остальным, зато Райнарт, получив передышку, поднялся на ноги. И увидел…
Сразу все. Впервые увидел настоящее, всегда сокрытое в по-эльфьи прекрасных глазах принца выражение — исступленную решимость на грани безумия. Фориан вскинул руки, сплетая их в мелькающей круговерти знаков и… пел! Не обращая внимания на то, что его партнер становится все больше похож даже не на потрепанного порядком эльфа, а на ходячую мумию из подвалов некроманта-извращенца.
Двое других Стража бросились к Эледве-тар, забыв обо всем ином и на ходу сплетая руки в очередных чародейских знаках. Только тот, самый молоденький из Ищеек, застыл, так и не опустив оружие, с ужасом переводя взгляд с командира на горизонт. А там…
Рузанна, стоявшая на самой границе, — и как чародейка, само собой, — видела куда больше!
…Сначала это напоминало клубящиеся валы черного дыма, идущего от подножия Башни. Он густел, наливался антрацитово глянцевой глубиной цвета, постепенно переходя в тягучую волну, стремительно нарастающую от Башни и сминающую все на своем пути. Как будто круги расходились по нефтяной жиже от брошенного ядра катапульты…
Уповать на избавление было бессмысленно, и, вцепившись в Посох так, что едва не переломала пальцы вместе с ногтями, Рузанна не двинулась с места, точно загораживая собой от новой напасти тех, кто все еще был за ее спиной. Наверное, это и называется смотреть в лицо смерти…
Докатившись до края Пустоши, поток пошел вверх, словно исполинское цунами набирало разбег, но пенный гребень опрокинулся не вперед, за пределы границы, а назад, в себя, разбиваясь о стены Башни. Тьма снова вздыбилась, поднимаясь еще выше и внезапно начиная смыкаться вокруг нее лепестками хищного цветка мухоловки, но, не успев даже полностью соединиться, чудовищный бутон сжался теснее, теряя очертания. Черные нити кокона захлестывались все туже и все быстрее, пронизываясь насквозь. В какой-то момент, мир содрогнулся, замерев, а потом…
Прах… Башня не дрогнула, не пошла трещинами, рассыпаясь на обломки. Просто то, что мгновение назад казалось незыблемым, потекло мелким речным песком. Таяло растопленным воском, тут же разбиваясь на брызги осколков. Клубы пыли взметнулись к небу, повиснув в воздухе мельчайшей взвесью, а потом налетевший порыв ветра разметал черное облако на рваные клочья, разнес, развеял, швырнув в лицо… Следом обрушилась ночь.
Отголосок бури накрыл и эльфов, которым пришлось хуже всего — все-таки эта магия была слишком чуждой для них. Когда туча рассеялась, и, поднявшись с земли Райнарт нашел Фориана, — то отвернулся. Выжил только один, тот, который не пытался вмешаться, но и он выглядел так, как будто попал под ливень стеклянных осколков.
Райнарт поднял глаза на небо — оно казалось пустым. Звезды тускло мерцали, не желая складываться в привычные созвездия. Над Пустошью больше не пылало мрачного Ока, но и Меча в руке Война он больше не находил.