— Что власти? — солидно сказал Ленчик. — Они бывают разные, а Родина у нас одна. И на сегодня, и на завтра, и… навсегда. И без толковой армии нам не обойтись.
— Молодец! — так и засияла Ленка. — Давно не слышала таких мудрых слов. Была б мальчишкой — и я бы с тобой!..
Остаток дня внуки провозились с крышей бани, пытаясь залатать дыры в старом рубероиде, а вечером опять сидели, хрустели яблоками, говорили о всяческих чудесах Вселенной, которых Виталий знал бесчисленное множество. Баба Груня к концу дня опять занемогла, но интерес к тому, что там так горячо обсуждает молодежь, был настолько велик, что она поднялась и тоже вышла на крыльцо — послушать.
Разговор шел о чем-то далеком и совершенно непонятном для ее разума. Будто где-то очень-очень давно случился большой взрыв и осколки от того взрыва до сих пор разлетаются во все концы того, что она привыкла называть небом. И будто те осколки и есть вот эти звезды и планеты. Сказка, конечно. Опять Виталий детям мозги туманит. И зачем ему это надо?
Потом меж них начался спор о том, долго ли еще будут разлетаться эти осколки? Ведь как высоко камень ни забрось, а он в конце концов опять назад полетит. Но что такое камень и что такое звезда? Да когда их многие миллионы!
Ленчик, видно, соглашался с братом и часто повторял, будто твердил заданный урок:
— Так, так… только так… раз есть законы гравитации… раз был такой взрыв…
Ленка без конца ерзала на лавке, вскакивала, ахала, охала и, по-видимому, никак не могла представить, что будет, когда это случится.
— Мальчики, мальчики, а может, все-таки не надо, а? Это же такая беда, такая беда! Представляете, вся эта красота вдруг полетит куда-то в тартарары. И наше солнце, и мы… а?
— И совсем не в тартарары, — солидно басил Ленчик, — а в центр Вселенной!
— В какой центр, в какой центр, — горячась, снова вскакивала Ленка, — когда Вселенная бесконечна? Какой может быть центр у бесконечности? И что потом будет: опять все — в одну кучу? До нового взрыва?
— До нового взрыва, если гипотеза эта правильная. А иначе — как?
— И снова все разлетится? И опять будет такое же небо, такое же солнце и земля?
— Ну, про такое или не такое… — задумался Ленчик, — тем более про землю…
— А я хочу, чтобы опять все образовалось как было: и звезды, и солнце, и земля. И Калиновка наша. И мы — тоже.
— Ну и сказала! Это ж не базар — хочу того, не хочу этого. Это ж, надо понимать, Космос!
— А тогда я не согласна. Зачем рушить то, что так хорошо и разумно? Пусть уж будет как есть.
— Как будто нас об этом спросят! Начнется процесс сжатия, никуда не денешься. Сначала всякие малые тела на большие притянутся, потом большие на еще большие… И все вместе — туда, туда…
— Ну, смотреть, как метеориты падают, я люблю. А если луна? Если такая рухнет…
— А она, может, сразу и не рухнет. Сначала она, может, разорвется на части. Между Солнцем и Землей. А уж потом…
— Ой, этого нам еще не хватало! Виталий Аркадьевич, ведь неправда все это, да? Ведь не так все будет? А может, и не будет вовсе, а? Нам про такое учитель наш не говорил.
Виталий не вмешивался в их спор, задумчиво покуривая на краю лавки. Лишь под конец заметил:
— Поскольку общая масса тел Вселенной превышает критическую, рано или поздно это должно произойти. Не вдруг, конечно, а за миллиарды лет. По математической модели это может быть так…
— Не хочу, не хочу! — неожиданно всхлипнула Ленка. — Ни моделей ваших, ничего не хочу. И… не верю я вам. И науке вашей не верю. Выдумки это все!
— Чего испугалась, глупенькая? — засмеялся Ленчик. — Нас же тогда уже не будет. Давно никого не будет, понимаешь?
— Все равно, все равно…
Дальше молчать баба Груня уже не могла. Если уж Ленка чуть ли не в голос плачет, значит, игра зашла слишком далеко. А все Виталий, все эта непонятная его наука! Тоже нашли себе развлечение — конец света выдумывать. Ишь, умные головы, делать им больше нечего! Лучше бы тракторы опять научились выпускать, а то половина полей бурьяном заросла, ни тебе посеять, ни убрать…
— Ну, будет тебе, милая, — обняла она Ленку. — Сказки все это, глупости. Я ведь тоже не совсем глупая баба, до войны как-никак семилетку кончила, пять годов в сельсовете служила…
И Виталию строго, даже сердито:
— А тебе, ученый человек, тоже нужно меру знать. Не для того тебя в Москве пять лет учили, чтобы детей своими придумками пугать. У нас нынче и без того есть о чем поплакать. Такое время. А сказки и я рассказывать могу. Только они у нас совсем другие, добрые.
Смотреть звезды в эту ночь она не стала: и сердце опять «пекло», и на Виталия за его проделки страсть как рассердилась. И сама тоже — дура старая! Дала увлечь себя, как маленькая. Звезды ей, видите ли, понадобились. Весь век без них прожила — и ничего, а тут… совсем из ума выжила. Красота! Тайна! Да на земле, если хочешь знать, этой красоты еще больше, только умей видеть. И тайн. Вся жизнь человеческая — тайна. Вот бы о чем тем умным головам подумать. Если они и вправду ученые.