— Не пустое, ох, не пустое… Всю жизнь только под ноги себе и глядим, а поднять глаза все недосуг.
— Небо, оно и есть небо. Смотри сколько хошь, а хлеба не подаст.
— Зато другое подаст. Только ты еще молодая, чтоб понять это. Вот будешь, как я, последние денечки считать…
— Ну, Виталий, ну, Виталий!.. Глупости это одни! Живи как жила, никаких Виталиев не слушай.
— Не все, выходит, глупости. А сына не брани. Как там у него дела? Не пришел еще вызов из Москвы?
Катерина сколько-то помолчала, подумала, говорить или не говорить, однако решила не таиться.
— Написал ему один, вроде бы профессор его. Приглашает с собой на хорошую работу. В чужую страну…
— В чужую? — оторопела баба Груня. — На работу-то? А у нас для себя и работы, выходит, нет?
— По его специальности, говорит, нет.
— Ну, а ты что? А он?
— Я — ни в какую: русским, говорю, родился, русским и помрешь. У себя дома.
— А он?
— И он. В школу попросился… Взяли… На время…
— Еще бы такого не взять! Умница. И работник. Видишь, как они с Ленчиком да Ленкой картоху мою выбрали?
— А Ленка эта кто? Соседская девочка, что ли?
— Она. Да не девочка уже, а невеста, школу заканчивает. Верная подружка моя, сиротка…
— Какая подружка? Внучка, скажи!
— Хорошо бы. От такой не отказалась бы… Пойдем, однако, в дом. Самое время за столом посидеть: солнце-то уже вон на вершинке самой.
Обедали не торопясь, продолжая начатый на улице разговор.
— А знаешь, мама, я на днях письмо от брата Андрея получила, — сказала Катерина. — Столько лет молчал и вдруг — письмо!
— Ну, как они там? — обрадовалась баба Груня. — Все живы-здоровы?
— Живы. Даже приехать обещаются, — радовалась и Катерина.
— Надо же! Вот счастье-то! Я же всегда говорила: мир велик, а родная земля одна.
— Сначала только Андрей приедет. Один.
— Это ж как прикажешь понимать? Другие заняты больно?
Баба Груня даже рассердилась.
— Сколько времени не виделись и — один! Мне ведь не сорок лет, чтобы еще ждать.
— Для начала — один, — уточнила Катерина. — Оглядеться, подумать…
— Чего думать, чего думать! В родном доме-то!..
— Ну, как же… он ведь всю семью сюда решил перевезти. Шахту их закрыли, работы нет, вот и… Только боится, не прогневаешься ли, не притеснят ли тебя. Да и мало ли что еще…
— Слава тебе, Господи! — так и засветилась баба Груня. — Ну и радость ты мне, Катерина, принесла! Такую радость!
От волнения она расплескала свой чай, стала наливать заново — пролила мимо чашки и тут же рассердилась на себя:
— Вот она, старость, вот она, немощь окаянная! До того дожила, что и руки уж ничего не держат. Ну, не стыдно ли, скажи!
Катерина смотрела на мать смеющимися глазами, по-родственному разделяя ее волнение.
— Ну, теперь все будем рядом. Тебя мы к себе заберем, а они пусть тут колготятся. Тоже, считай, под боком. То мы к ним, то они — к нам, верно?
— Верно-то, может, и верно, только и меня раньше спросить бы не помешало.
— Вот я и спрашиваю: ладно будет?
— Не торопи, не на свадьбу коней гонишь…
— Хватит тебе здесь, вон как изработалась вся.
— Изработалась, не спорю. А как они тут — одни? От земли, поди, на всем готовом давно отвыкли: ни огород обихаживать, ни скотину смотреть… Кто им подскажет?
— Велика наука — картошку сажать да копать! — легко отмахнулась Катерина. — Да и не одни, люди кругом. Смотри, учись, если сам чего не знаешь. Да и в поселке своем шахтном тоже, надо думать, не без огорода жили.
— Может, и так. Приедут — все обскажут. Самое главное — приехали бы. Страсть как соскучилась.
— Приедут. Теперь приедут, радуйся!
— Вот же и радуюсь…
Провожая поутру Катерину в ее город, баба Груня напихала ей в сумку и соленых огурчиков, и морковок, и снятых прямо с дерева яблок и все приговаривала:
— Не забудь, доча, о телеграмме. Как вернешься, сразу же и отбей. Пусть едут все сразу, нечего деньги на ветер кидать. Так не забудь же, смотри!..
— Не забуду, — обещала Катерина. — И ты тоже не забудь, подумай. Сколько же можно тут…
— Вот когда соберемся, тогда все и порешим.
— Хорошо, мама, хорошо…
— А вечером к ней ненадолго забежала Ленка. Строгая, а у самой глаза того и гляди рассмеются, какую-то тайну несут.
— Никак опять пятерку получила? — пошутила баба Груня. — Так и светишься вся, а похвастать стыдишься: выпускница!
И Ленка действительно рассмеялась.