Что это? Откуда? Неужто Виталькины придумки начинают сбываться? Неужто в самом деле началось?
На черное клокочущее небо было страшно смотреть, но баба Груня смотрела, пытаясь понять или хотя бы почувствовать, что же происходит в мире и с ней. Вдруг в стороне железной дороги тучи неожиданно разошлись, и она опять увидела звезды. Ну, вон же они, целы же, обрадовалась она им, как старым своим друзьям. Не падают, не гаснут — ни большие, ни малые…
Она так обрадовалась им, что слезы наполнили ее глаза, но тут эти звезды стали стремительно расти, брызгаться длинными колючими лучами, двигаться и падать, падать прямо на нее. Перепугавшись окончательно, она нырнула с головой под одеяла и затаилась, авось Господь убережет.
Под одеялами ничего не было видно, но все равно хорошо было слышно, как шумит и свистит ветер, гремит железо и что-то все бьет и бьет над головой в жестяную крышу навеса.
«Сначала малые небесные тела начнут притягиваться большими…» — вспомнились то ли серьезные, то ли шутливые слова ученого внука, в которых она по своей малограмотности мало что понимала. И вдруг она подумала: не о конце ли света, не о Страшном ли суде языком своей науки говорил внук? А раз Страшный суд, раз конец света, то, значит, и в самом деле и небо, и звезды, и земля с солнцем вовсе не вечны! И святые книги — о том же, как и наука! Но за что? За великие грехи людские? Чего-чего, а уж грехов, действительно, — море. Накопились за многие тысячи лет, особенно за последние годы. Тут тебе и не знающая меры алчность, и безумная кичливость силой и богатством, попрание всех заповедей правды и Христа. Не по-людски, не по совести, не по-божески стали жить люди, и вот — предел. Час Расплаты. День Суда…
Из далеких детских лет память вдруг донесла глуховатый голос бабушки, читавшей ей иногда свои святые книги. Особенно когда она шалила, не слушалась старших, своевольничала. Тогда бабушка принималась читать самую страшную сказку про то, как Творец накажет грешных людей за все их прегрешения и устроит им конец света. Груня тогда была еще совсем маленькой и мало что понимала из всего того страшного, что говорилось в этой сказке, но пережитый ужас остался в ней на всю жизнь. Вот и сейчас стали вспоминаться отдельные образы, картины и фразы. «Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю…» «Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море…» «Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда… Имя сей звезды Полынь…» «Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны, и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их…» Потом трубили еще пятый, шестой и седьмой Ангелы, творили еще более страшное, но она уже плохо слушала чтение, забиралась под одеяло и дрожала от страха. Как теперь, давно уже не та маленькая девочка, через много-много лет, через целую жизнь. В небе кипели, сшибались, озарялись жутким огнем тучи, гремели падающие на землю звезды и небесные горы, а тут старая больная женщина вспоминала старые полузабытые молитвы, пытаясь спасти ими гибнущий на ее глазах мир. Откинув одеяла, она простирала руки к гневно клокочущему небу, где должен был бы находиться сам Творец-Вседержитель, и шептала одну молитву за другой, но то ли Бог не слышал ее в этом грохоте, то ли молитвы ее были слишком слабы. И верно: о чем были они, эти ее молитвы из прежней жизни? О ниспослании здоровья себе и детям, об избавлении от всяких напастей, о даровании духовных сил в борьбе с различного рода греховными соблазнами. О чем еще? О хлебе насущном. О прощении грехов. О спасении души. Конечно, сейчас эти молитвы были слишком малы и слабы, но других она не знала. А нужны были какие-то другие, совсем-совсем другие, ведь не о хлебе насущном теперь речь, а о спасении самого мироздания. Она поняла это не сразу, а поняв, стала просить Бога научить ее этим новый молитвам. Но тот не откликался, занятый своим страшным делом. И тогда трепещущий дух ее возмутился и возроптал:
— Остановись! Что же ты делаешь, Жестокосердный, с тем, что сам так чудно создал своими руками? Зачем рушишь свое чудо великое, ведь другого такого не будет! Уйми свой гнев, обрати его в милость, как Сам нас учишь. Остановись!..
В ответ небо рявкнуло так, что земля качнулась, как живая. Но она сказала еще не все и заторопилась досказать:
— Чем провинились перед тобой эти безгрешные звезды? Пожалей их, Господи! Чем виновата перед тобой земля? Пощади ее, Всемилостивый! Коль уж пришел судить, так суди по-божески, отделив черное от белого и доброе от злого. Не нужен нам Страшный суд, а ну жен Суд Божий. Услышь же меня на небесном троне своем и усмирись. Усмирись, Великий! Устыдись и усмирись!..