Так, на всякий случай. Потому что я ведь ничего о ней не знал. Ну да, я знал, что у нее рак, знал, что она в больнице. Но больше ничего. Я не знал ее — не знал о ней ничего существенного. И оказалось, что она открыта для разговора со мной — не только о ее болезни, но и о личной жизни и о многом другом. Она в это время умирала…
Джим Джеккерс прервал его.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Линн умерла летом две тысячи третьего, — ответил Ханк. — От рака яичника.
— Я что — единственный, кто не знал этого? — спросил Джим, оглядывая сидевших вокруг.
— И я думаю, она знала, что умирает, — продолжал Ханк, — и я думаю, что она, может быть, надеялась, что я напишу что-нибудь более или менее стоящее, но вам я скажу — ничего у меня не получилось. Поверьте — не получилось. По крайней мере, по отношению к ней.
— Я прочла твою книгу, — возразила Джанин, — и совершенно точно могу сказать — получилось.
— Поверь мне, — сказал ей Ханк, — я не написал и половины того, что хотел.
Женевьева с мужем ушли, потому что им пора было укладывать малыша, Амбер и Бекки мы тоже потеряли. Бенни не хотел, чтобы они уходили — все окна запотели от ностальгических воспоминаний, — но они сказали, что при всем желании должны идти. Он потребовал, чтобы остальные из нас остались, и мы остались. Впрочем, большинство из нас, так или иначе, хотели выпить еще. Марсия, наверное, потратила на музыкальный автомат целое недельное жалованье, ставя одну за другой приторные баллады, и ощущение создавалось такое, будто мы расстались только вчера. Следующий круг оплатил Джим Джеккерс, что было только справедливо в связи с его неожиданным скачком по служебной лестнице и тем фактом, что нам приходилось терпеть его в щенячьи годы.
Мы помянули Линн Мейсон и вдруг стали рассказывать истории о ней, о встречах с ней и разговорах, которые вспоминались легко, не так, как, скажем, наши контакты со стариком Бриццем, — ведь она, в конце концов, была нашим начальником, и всем нам есть что о ней вспомнить. Никто из нас, например, не мог забыть ту радость и счастье, которую испытывал каждый, когда она отмечала концепцию, предложенную кем-нибудь, и мы с обескураживающей ясностью вспоминали, что это была за работа, какую мы предложили концепцию и причины, по которым мы удостаивались ее похвалы. Ничье мнение мы не ценили так высоко, как мнение Линн, и ничто не вспоминалось так легко, как ее слова одобрения. Еще мы вспомнили ее дорогие, великолепные туфли, и как Линн появилась у больничной кровати Карла с трогательным букетом цветов, и как вместе с остальными из нас вывешивала листовки для Джанин, когда пропала Джессика, а Джим рассказал нам историю о том, как она призналась ему в лифте, что в колледже танцевала хулу.
— Она, конечно, шутила, — сказал Джим, — но я воспринял это серьезно.
Мы вспомнили, что, хотя у нее всегда был устрашающий вид, она часто говорила всякие смешные вещи.
К концу второго круга Санди Грин из бухгалтерии сказала, что ей пора домой, а за ней потянулись и Дональд Сато, и Полетт Синглтари. Бенни умолял их всех остаться. Он хотел узнать, довольны ли они своей новой работой, какие там работают люди, нет ли у них каких-нибудь жалоб.
— Ну знаете, — уговаривал их Бенни, — в сравнении с тем, что было прежде.
Они остались еще ненадолго, но потом все же ушли. Бенни смотрел вслед удрученным взглядом.
— Как там говорил Том Мота, какие прощальные пожелания он отпускал вслед уходящим? Кто-нибудь помнит?
Не помнил никто.
— Это был тост, — сказал Бенни, — и звучал он как-то так: «Ну, удачи тебе». Потом он допивал, что оставалось у него в стакане, — помните? — рыгал, потом опять поднимал стакан и говорил: «И пошел в жопу».
Все рассмеялись, хотя, строго говоря, ничего смешного тут нет, а когда смех стих, мы стали спрашивать вслух, что случилось с Томом и почему его не было на чтениях.
— Вы что, ничего не знаете о Томе? — спросил Карл.
Никто о нем ничего не знал.
— Вы не знаете, что он вступил в армию?
Вступил в армию? Карл явно морочил нам голову.
— Нет, это правда.
— Да брось ты, — сказал Бенни.
— Что, разве больше никто не получал от Тома е-мейлов?
Нет, никто не получал.
— Странно. Он писал всем.
— Да брось, — отмахнулся Бенни. — Они что, такого придурка взяли в армию?
— Непревзойденные снайперские способности, — просто ответил Карл.
Внезапно эта идиотская мысль показалась нам вполне вероятной.