Нас мучили въевшиеся в печенки яркие воспоминания о бесконечных скучных присутственных часах. Потом выдавался день, который проходил в идеальной гармонии с нашими проектами, членами семьи и коллегами, и мы поверить не могли, что нам за это еще и платят. Мы решали отметить это бутылочкой вина за обедом. Некоторым нравился какой-нибудь конкретный ресторан, тогда как другие растекались по городу, опробуя и исследуя. Таким образом, мы становились ежами и лисами[3]. Для Карен Ву было жизненно важно первой узнать о новом ресторане. Если кто-то называл новый ресторан, о котором она не знала, то можно было поставить последний доллар на то, что Карен в этот же вечер отправится туда, чтобы исследовать и опробовать. Придя на работу на следующее утро, она рассказывала тем, кто не владел знаниями, о новом ресторане — о новом ресторане, в котором она побывала, о том, какой он великолепный, и убеждала всех отправиться туда, Те, кто следовал рекомендации Карен, давал тот же совет тем, кто ее не слышал, и скоро все мы сталкивались друг с другом в этом новом ресторане. К тому времени Карен туда нельзя было заманить ни за какие коврижки.
В ранние времена сбалансированных бюджетов и необычайного подъема индекса НАЗДАК нам выдали тенниски из высококачественного хлопка с логотипом агентства, вышитым на левой стороне груди. Выдали по случаю какого-то мероприятия, и мы все надели их, исполненные корпоративной гордости. Но после мероприятия мы почти не надевали тенниски — не потому что перестали гордиться компанией, а потому что испытывали какое-то неприятное чувство, если нас видели в вещах, которые, как всем было известно, достались нам задаром. В конечном итоге наши портфели распухли от предложений НАЗДАК вкладывать деньги, и если нашим родителям была доступна одежда только из «Сеарс»[4], то мы могли покупать в «Брукс бразерс»[5] и в подачках задарма не нуждались. Мы жертвовали их в «Гудвил»[6], или мариновали у себя в шкафах, или косили в них газоны.
Несколько лет спустя Том Мота эксгумировал свою тенниску из бельевого ящика, что стоял у него под кроватью. Более вероятно, что он обнаружил ее, когда имущество семейства Мота делили по постановлению суда. Том заявился в ней на работу. В тот давний день, когда состоялось мероприятие, он, как и все мы, пришел в тенниске, но после этого в его жизни случились серьезные перемены, и мы решили: его явление в одежде, которой большинство из нас протирало машины, свидетельствует о том, что в голове у парня завелись тараканы. Материя у этих рубашек и в самом деле оказалась очень удобной. И на следующий день Том появился в той же тенниске. Мы стали задаваться вопросом: а где же он спит. На третий день мы начали беспокоиться по поводу того, принимает ли он душ. После того как Том целую неделю проходил в одной тенниске, мы решили, что от нее должно пованивать. Но он, должно быть, ее стирал, и мы представляли себе, как Том, голый по пояс, стоит перед автоматом в химчистке и смотрит, как эта рубашка вращается в барабане, потому что ему теперь запрещено возвращаться в его дом в Напервилле.
К концу месяца мы сообразили, что это никак не связано с разводом Тома. Тридцать дней подряд в одной и той же корпоративной рубашке — это было началом агитационной кампании.
— Ты когда-нибудь собираешься ее поменять? — спросил Бенни.
— Мне нравится эта рубашка. Я хочу, чтобы меня в ней похоронили.
— Тогда, по крайней мере, возьми и мою — чтобы можно было менять.
— С удовольствием, — сказал Том.
Итак, Бенни отдал Тому свою рубашку, но Том не стал носить ее в очередь со своей, а надел поверх. Две тенниски — одна на другой. Он стал подходить ко всем и просить, чтобы мы принести ему наши тенниски. Джим Джеккерс не упустил случая услужить, и скоро Том ходил уже в трех рубашках.
— Линн Мейсон начинает задавать вопросы, — сказал Бенни.
— Я горжусь компанией, — ответил Том.
— Но чтобы три сразу?
— Ты не знаешь, что у меня на сердце, — сказал Том, три раза стукнув кулаком по логотипу компании. — Я горжусь компанией.
Иногда сверху у него была зеленая рубашка, иногда — красная, иногда — синяя. Позднее мы выяснили, что это он засунул суши-ролл за книжный стеллаж Джо. Он много чего выделывал — например, перенастраивал все приемники на другую волну, делал порнографические скринсейверы и оставлял свое семя на полу в туалете на шестидесятом и шестьдесят первом. Мы знали, что все это его рук дело, потому что, когда Тома уволили, станции в приемниках перестали перенастраиваться, а уборщицы больше не жаловались в администрацию.
3
Имеются в виду известные строки древнегреческого поэта Архилоха: «Лиса обладает знанием многих истин. Еж знает одну, великую истину».