За воротами Миролюб выпустил мою руку и, приложив палец к губам, мотнул головой в сторону темного переулка, указав мне следовать за ним. На миг мне стало страшно. Что я делаю? Куда он может меня завести? Я же совсем одна. Вздумай Миролюб сделать что-то плохое, мне никто не поможет!
Впрочем, стоило ему обернуться и поманить меня рукой, я разом вспомнила, кто он. Пусть со Всемилой у них не сложилось, но ко мне он всегда был внимателен и добр, и у меня не было поводов ему не доверять. Да и выбора у меня, если уж на то пошло, тоже не было. Да, мой затуманенный Святыней разум хотел верить лишь Альгидрасу, хотел быть рядом с ним, искать защиты, поддержки, а еще делиться теплом и нежностью, но это все не имело никакого отношения к реальной жизни, поэтому я покорно пошла за Миролюбом в темный переулок.
Мы петляли, как мне показалось, довольно долго и наконец вышли к той самой харчевне, в которой обедали днем. Как и несколькими часами ранее, Миролюб уверенно направился к лестнице, ведущей на второй этаж, предупредив меня не снимать капюшон. По пути он перехватил служанку и, прижав ее к себе, что-то зашептал на ухо. Девушка хихикнула и ответила, что все будет исполнено.
Мне эта сцена была неприятна, и Миролюб снова каким-то чудом это понял. Стоило нам войти в уже знакомую комнату, как он дернул за кончик моего капюшона, заставив тот свалиться с головы, и весело произнес:
– Не думай худого, ясно солнышко. Если я просто пройду мимо служанки, я ее обижу. А я не люблю зря обижать.
– А не зря любишь? – зачем-то спросила я.
– С разными людьми по-разному, – без улыбки ответил Миролюб, – но тебе о том думать не надо.
Я рассеянно улыбнулась и оглядела комнату, хотя еще в обед успела рассмотреть все до последнего сучка в бревнах. Взгляд сам собой упал на неширокую кровать. Мы будем спать здесь? Вдвоем? Я нервно покосилась на Миролюба. Тот о чем-то задумался, но, почувствовав мой взгляд, посмотрел мне в глаза и ободряюще улыбнулся:
– Хорошо все будет. Ты переночуешь здесь, а утром мы отправимся в Свирь.
Паническое «Здесь? Одна?» споткнулось о слово «Свирь».
– В Свирь?
– Да. Под крылом у Радима тебе лучше будет. Да и мне за тебя спокойнее. Может статься, кто-то вправду хотел причинить тебе вред. То, что я не видел змею, не значит, что ее не было.
Я вздохнула с облегчением. Все-таки он не считает меня сумасшедшей.
– Но даже если тебе показалось, все равно в Каменице тебе худо может быть. Ярослав был одним из моих людей. Он мог учинить это не один. Не знаю, о чем думал Радим, позволяя тебе ехать сюда.
– Я сама просилась, – заступилась я за брата Всемилы, – да и не одна ведь. С Добронегой и Златкой. А им ты как скажешь? – вдруг всполошилась я. – А отцу с матерью?
Миролюб тяжко вздохнул и страдальчески сморщился, а я поняла, что разговор у него будет не из легких.
– Матери еще седмицу не до того будет, – наконец произнес он. – На нее когда находит, долго длится.
Это было сказано с такой горечью и сыновьей тоской, что я невольно шагнула к Миролюбу и сжала его ладонь. Он чуть сжал мои пальцы в ответ и криво улыбнулся:
– Добронеге я уже все сказал.
– Что ты ей сказал? – прошептала я, сглотнув.
– Не нужно тебе это, ясно солнышко. Забудь. Она все равно до зимы, а то и дольше в Каменице пробудет. Златку не оставит. А потом… Потом видно будет.
Мне стало горько от этих слов. Я терзалась противоречивыми чувствами: с одной стороны, мне казалось, что я сегодня предала Добронегу, поверив в то, что она способна причинить мне вред; с другой – я вспоминала черную змею и утренние слова матери Радима и понимала, что ничего уже не будет как прежде. Я не дочь ей и никогда не стану. Более того, теперь я для нее реальная угроза. Хотелось спросить у Миролюба, почему Добронега переменила свое отношение, но я вовремя прикусила язык, решив, что спрошу об этом у Альгидраса, если мне удастся его увидеть.
Сердце тут же подскочило. Я же еду в Свирь, а он остается здесь! И может случиться так, что я никогда его не увижу. Высвободив руку из пальцев Миролюба, я подошла к разожженному очагу. Неужели это все? Неужели все закончится вот так? Святыня там или нет, но я просто не могла смириться с тем, что, возможно, никогда его не увижу.
– Ты дрожишь, – услышала я голос Миролюба точно через вату.
– Замерзла.
В это время в дверь постучали, и после ответа Миролюба двое мужчин внесли в комнату большую лохань, а сразу несколько служанок притащили воду, от которой валил пар. Я уставилась на княжича.