Первый раз в жизни Валера почувствовал, что он по-настоящему кому-то нужен. Они снимали. Они работали. Одним — возвращая достоинство. Другим — скрашивая последние минуты…
Но самолет не разбился. Экипажу удалось сбить пламя, машина прекратила скольжение на крыло и приняла горизонтальное положение. Но продолжать полет до Ытыгана на одном работающем моторе было очень рискованно. Поэтому командир, доложив по рации о случившемся, принял решение о немедленной посадке на первой же удобной поляне.
После тех страшных минут, когда пассажирам казалось, что самолет вот-вот врежется в землю, неожиданно наступило успокоение. Непреодолимое и, как все понимали, явно преждевременное. Но они ничего не могли с собой поделать: они были убеждены, что главная опасность уже позади. И в самом деле, что может быть страшнее того, что им пришлось испытать?
Так, подбирая посадочную площадку, самолет пролетел над тайгой еще около пятидесяти километров.
И вот наконец он пошел на посадку. Внизу замелькали извилистые берега какой-то широкой реки, островки, покрытые лесом и кустарником, застывшие протуберанцы оврагов, отдельные деревья…
В момент приземления пассажиры по команде бортпроводницы послушно и дружно, как дети, переместились в хвостовую часть. Подпрыгивая на ухабах, самолет пробежал метров четыреста — пятьсот и благополучно остановился…
Конечно, можно было остаться в самолете и там ждать прибытия спасательного вертолета, но пережитый страх тянул всех на воздух, на солнце, на поляну, яркую и пеструю от луговых цветов.
Через несколько минут все десять пассажиров, включая молодую мать с ребенком на руках, стояли на твердой земле. Их шатало, как после долгой и тяжелой болезни.
А потом все разбрелись по лугу…
Федор Федорович расположился в сторонке. Достал из кармана металлический футлярчик. Долго выбивал из него застрявшие таблетки валидола.
К нему подсел Валера.
— Федор Федорович, что мы будем делать с отснятой пленкой? Кое-кто интересуется.
— А ее не было.
— Как не было? — Валера от удивления даже привстал.
— Так и не было, — сказал Федор Федорович и положил под язык таблетку.
— Значит, вы все… — разочарованно протянул Валера. — Да ладно. Главное — живы остались, правда?
— Правда, Валера, правда, — устало ответил Федор Федорович…
А вдалеке, за самолетом, уже кто-то из женщин — не то Наташа, не то цыганка — заливался смехом. И незнакомый мужской голос, очевидно пилота, доносившийся оттуда, рассказывал какую-то смешную байку…
В ЧУЖОМ ГОРОДЕ
Это было несчастье — очутиться в совершенно чужом городе без денег. Мишаня-Мишуля-Мишуня все еще на что-то надеялся. Время от времени он судорожно хлопал себя по карманам, и его лицо становилось до смешного серьезным и сосредоточенным. Галя хохотала. До нее еще не доходил драматизм их положения. Пока что во всей этой истории она видела только комичное. Действительно, надо быть вот таким Мишунчиком, чтобы оба кошелька — ее и свой — сунуть в карман болоньи, а болонью, как будто их у него по меньшей мере десяток, небрежно, по-пижонски, швырнуть на стойку у входа в эту паршивую забегаловку, где, кроме теплого пива, конфет «Озеро Рица» и двух подозрительных типов, ничего не было. И вот болонья исчезла. Вместе с кошельками. А пока они гонялись за ворами, ушел и теплоход. Конечно, если бы у них были часы, они бы не опоздали. Но Мишаня-Мишуля-Мишуня свои отдал в ремонт, а у Гали их вообще не было. То есть были, но еще мамины, допотопные, которые она стыдилась носить. Модные же ей обещали купить, когда она поступит в университет. Но так как она приехала издалека, а зачислена была только на днях, то, естественно, пока обходилась без часов.
Миша (Мишаня-Мишуля-Мишуня) тоже приехал в университетский город издалека и тоже, как Галя, удачно сдал экзамены и был принят на первый курс истфака. А познакомились они только вчера на теплоходе. Оказалось, что оба, независимо друг от друга, на радостях, что их зачислили в университет, решили в оставшиеся до начала учебы дни прокатиться по Волге. Имя девушки он вспомнил сразу: на одном из экзаменов они сидели рядом. А она — откуда? — знала даже прозвище, которым его наградили в общежитии. Потом он ей рассказал, как это получилось. Оставил на тумбочке письмо от мамы, а кто-то из ребят случайно заглянул в него. Вслух она посочувствовала, а мысленно продолжала его называть так…