Если бы еще одни носилки!
Но вот показались Панько и Бут. Позади бежал Козулин.
Я с тоской подумал: будь у нас еще одни носилки, я бы на разгрузку бросил дополнительно Саенкова и Задонского — людей сильных и расторопных. А то один из них сейчас записывал раненых, а другой дневалил в пустой землянке. С писарскими обязанностями справился бы и Козулин. А без дневального в такой острый момент можно было бы вообще обойтись! Я встретил Панько и Бута упреком:
— Где вас черт носит?
Они молча выбросили вперед носилки. Ни слова в свое оправдание.
— Берите под мышки!
— Ну что, еще не выгрузили?
Я вздрогнул и весь сжался, хотя этого окрика со страхом ожидал с секунды на секунду. Что я мог ответить?
По причалу нервно застучали сапоги, и я этот стук расслышал, несмотря на нетерпеливое урчание танкового двигателя и непрекращавшуюся стрельбу на том берегу.
— Да быстрее, черт побери! — снова набросился я на санитаров.
Они с трудом оторвали от настила тяжелые носилки и заторопились к причалу.
Комендант прыгнул на паром.
— А вы чего стоите? Боитесь ручки натрудить? — заорал он на нас с Козулиным.
— Товарищ майор, что мы можем сделать, если у нас всего двое носилок?
— Что? На себе таскать!
В этот момент я увидел мчавшихся к парому Орла и Дураченко. А за ними из предутреннего тумана неожиданно вынырнули Саенков и Задонский. И тоже с носилками. Где они их взяли? Ах, да, наверно, сменили Бута и Панько…
Кого на носилках, кого на руках, мы за две минуты перенесли оставшихся раненых на берег и все, как один, переключились на погрузку их в машины.
Мы с Саенковым поднимались по пологому склону, как всегда преодолевая ожесточенное сопротивление глубокого и вязкого песка.
— Эй, мальчики! — услышали мы позади хрипловатый женский голос.
Но ни я, ни он не обернулся. Мне и в голову не пришло, что это могло относиться к нам: какие мы с ним мальчики?
Мы оглянулись только тогда, когда нас окликнули во второй раз.
Сверкая коленками, в гору бежала девушка в короткой шинели, в пилотке, которая почти затерялась в разлетавшихся светлых волосах.
Хотя уже спустя несколько секунд я видел, что это не Валюшка и не та другая, которая так таинственно и страшно исчезла нынешней ночью, сердце у меня еще долго не могло успокоиться.
И вот девушка — на расстоянии вытянутой руки. Она запыхалась. На ее лбу не то капельки пота, не то дождинки.
— Мальчики, вы не из санвзвода случайно?
— Ну! — ответил старшина, не сводя с ее раскрасневшегося лица своих усмешливо-нагловатых глаз.
— Да? Ой, как хорошо, что я вас нашла! — От смущения ее улыбка была разбросанной и неполной — все время обрывалась. — А то на вас выписали продукты, а мы не знаем, что с ними делать.
— По продаттестату, что ли? — с недоверием спросил старшина.
— А то как же еще? Вчера днем ваш капитан сдал нашему начпроду аттестат на пятнадцать человек.
— На пятнадцать? — обрадовался Саенков. — Ну, товарищ лейтенант, теперь живем!.. А вы кто такие? — обратился он к девушке.
— Мы зенитчики! Вон наши батареи! — показала она на ближайшие рощицы.
— Давайте, что ли, знакомиться? — предложил старшина.
— Зина, — сказала девушка и подала руку сперва ему, а потом мне. Ладошка ее была влажная и горячая.
— Лейтенант Задорин! — назвался я.
— Иван! — представился Саенков.
Девушка фыркнула.
— Чего? — удивился он.
— Больно просто — Иван…
— Так и Зина-то не сложней! — усмехнулся старшина.
— Один лейтенант сказал, что Зинаида означает божественная, рожденная греческим богом Зевсом.
— Верно, и Иван что-нибудь да значит? — предположил Саенков.
— А что он может значить? — хмыкнула девушка. — Иван и есть Иван!
— Нет, — не согласился он. — Что-нибудь да значит.
Все время, пока старшина разговаривал с Зиной, я как в рот воды набрал. Стоял и бездумно глядел, как она двигала своими тоненькими бровками, светлыми ресничками, пухленькими губками. Особенно губками, которые то раскрывались для очередной реплики, то складывались ненадолго в улыбку. Нет, внешность ее мне не нравилась. И все же я не мог оторвать взгляда. Даже понять трудно, что произошло со мной…
— Чего мы здесь стоим? — спохватился старшина и галантным жестом — где он его подсмотрел? — пропустил девушку вперед. — Битте, фройлен!
Мы поднялись на пригорок.