— Ну, так когда явиться на перевязку? — обернулся ко мне майор, которому ординарец накинул на плечи шинель.
— Завтра утром, — ответил я.
— Договорились, — сказал он и осторожно переступил порог…
— Пойдемте! — обратился я к старшине и санитарам. Мне показалось, что Дураченко и Задонский старались не смотреть в мою сторону. Обиделись?
А Саенков уж точно затаил обиду на коменданта. Выходя из землянки, он бросил ординарцу:
— Майор что, в феврале родился?
— Почему в феврале?
— Немного не хватает… — Саенков повертел рукой у виска.
— На себя поглядел бы, умник!
На этот раз старшина промолчал. Лишь громко крякнул от удовольствия, что хоть за глаза, но здорово подковырнул обидевшего его майора…
Солдат лежал ничком на дне глубокой траншеи. Из-под вывернутой в плече руки выглядывало обесцвеченное смертью молодое лицо. Видимо, он упал сюда уже смертельно раненный или убитый. Вчера здесь никого не было. Значит, это случилось во время ночного или утреннего обстрела.
Первым его увидел Витя Бут, которого Орел послал посмотреть, нет ли где поблизости тонких досок или фанеры, чтобы обшить землянку изнутри.
Вначале санитар подумал, что солдат спит: притомился за ночь, а может быть, просто давит сачка. Но тут он обратил внимание на неподвижность вывернутой руки и все понял. С отчаянным криком: «Хлопцы! Там убитый солдат!» — он влетел в землянку и всполошил всех. Мы выскочили наружу. Больше всего нас потрясло то, что рядом с нами, в нескольких метрах, много часов лежал убитый солдат. А что, если он не сразу был убит, а долго и мучительно умирал — и никто, ни одна душа об этом не знала? И главное — не знали мы, медики? Возможно, в то самое время, когда ему необходима была наша помощь, мы преспокойно спали или занимались второстепенными и маловажными делами?
Дураченко, Орел и Задонский подняли убитого и осторожно, словно опасаясь причинить ему боль, вынесли его из траншеи и положили на землю.
Осколок попал солдату в самый затылок — я разглядел в запекшейся крови кусок металла. Но мои познания в медицине были слишком поверхностны, чтобы я мог дать ответ на вопрос, который волновал всех: наступила ли смерть мгновенно или же солдат еще какое-то время жил?
Из документов, найденных в кармане, удалось установить основные данные: имя, часть, домашний адрес. Что ж, домой мы напишем. В часть, которая ночью перебралась на правый берег, тоже как-нибудь сообщим. Осталось последнее — решить, что с ним делать: самим ли хоронить или вызвать похоронную команду — трех пожилых солдат, выполнявших свою печальную обязанность с привычной деловитостью и сноровкой. Других убитых и умерших мы просто передавали им, а вот этого не могли: чувствовали свою вину перед ним…
— Похоронить — дело несложное, — замялся старшина.
— А что? — насторожился я.
— Да вот где?
— Как где? Места здесь, что ли, мало?
— Места-то много. Но как бы в ночное время танки невзначай могилку с землей не сровняли. Надо бы ее куда подальше или же к другим могилкам, чтобы виднее было…
Итак, проблема: где и как хоронить?
Простиравшийся перед нами луг весь был изрезан гусеницами танков и самоходок. Попробуй найти местечко, где бы ничто не потревожило нашего солдата. Язык не повернется сказать ему в последнем прости: «Спи спокойно!»
— А ежели вон там, у озерка? — оживился старшина. — Бут, сбегай-ка быстренько до него и разведай обстановку!
У санитара только пятки засверкали.
Вскоре он вернулся и доложил. Чутье и впрямь не обмануло старшину: гусеничные следы проходили стороной.
Орел, Задонский, Дураченко и Панько подняли носилки с убитым и медленным шагом двинулись к озерцу. Бут нес на плече две лопаты, которые нам одолжили саперы. Замыкали процессию мы со старшиной.
У землянки остался Козулин — дежурный. Он неотрывно смотрел нам вслед своими огромными малоподвижными глазами.
Мы прошли примерно половину пути, как вдруг увидели бежавшую к нам Зину.
— Стойте! — долетело до нас.
— Начпрод небось продрал зенки, — заметил старшина и приказал санитарам остановиться.
— Мальчики, идите продукты получать быстрей! — крикнула она на бегу.
— Вот похороним и придем! — пророкотал Саенков.
Зина подбежала, никак не могла отдышаться. Потом тихо спросила, кивнув на носилки:
— Кто это?
— Солдат, — ответил старшина.
— Ваш?
— Откуда наш? Наши вот — в гражданском.
Зина осторожно, на цыпочках, подошла к носилкам, заглянула и вздохнула: