Кстати сказать, копия мамы-красавицы, дочка каким-то чудом оказалась дурнушкой, вдобавок покрытой прыщами и себорейной чешуей…
Девочку, нашедшую отца и присосавшуюся к нему, отсекли от него удаление легкого, потеря состояния и преданная жена, предложившая дочурке или работать как все, или заниматься духовными поисками за собственный счет.
Самые драматические эпизоды Генка завершал ритуальным «USA delenda est», я уклонялся, покуда Генка не обиделся.
Пришлось мямлить, что я слишком плохо знаю современную Америку, а та, что открылась мне через Уитмена, Марка Твена, Джека Лондона, О. Генри, даже Фолкнера… Но мне-де хорошо известно, как нелегко чужакам, а потому мне хотелось бы, чтобы он хоть сколько-нибудь полюбил ту страну, в которой живет. Ответный поток огненной лавы заставил меня раскаяться.
«Да, американцы — мастера изображать себя красивыми, но даже у лучших из них нам места нет, красивые только они. Они даже к защите наших евреев примазались — поправка Джексона — Веника, а про то, как возвращали немецких евреев в пасть к Гитлеру, — об этом ни гугу! Полюбить другую страну! Лева, разве я могу любить другую маму, пусть она всех мам умнее, всех мам милее, всех румяней и белее?.. Разве я могу любить другого папу, пусть он бросил нас с мамой и позволил, чтобы мать выставили под дождь с сундуком и пятилетним ребенком? И это ту самую маму, которая с подругами тащила его из немецкого плена, замученного, с разорванными ногтями и ослабленного так, что стоять на ногах не мог. Разве я могу любить другую Катюшу, чем та, которая „песню заводила“? И разве могу я любить другую степь, чем ту самую, опаленную, по которой шли солдаты и тихо песню пели?
И смотри, чем я прирос к России: не детскими радостями, не студенческими любовями и дружбами — нет, муками, и даже не своими, а каких-то страдальцев, кого я в основном и в глаза не видел! Я, может быть, имел бы право в какой-то степени понять и возлюбить тех, кому их и мои мучения, и радости безразличны или смешны, но лишь до тех пор, пока не стал предателем. Теперь мои симпатии полностью с русскими хамами, коих я так презирал и от коих столько раз получал кровяный нос и поломанные скрипки, но я им все прощаю и сатисфакции не требую.
В моей нынешней вселенной я им всем должен, всем: березкам, да кленам, да плакучей иве, да солдатам с тихой песней, и калекам, морякам-алкашам с гармошкой и яблочком, и хамам, да, хамам! Они остались с Россией, а я сбежал. И сукой, предателем стал. Охломон несчастный — даже своей мизерной жизнейчкой принес пользу врагу. Что до России, лично меня она ничем не обидела, ведь так жили все, все, все. Все эти мои самобичевания в грудь — херня на постном масле! Предатель — он и есть просто предатель, сука, гнида, которую должно растереть сапогом. В 93-м, вернувшись в первый раз на Родину, мне нечего было ответить на немой вопрос отца с матерью. Ну папе еще можно было замазать глаза автомобилем (помешались на них). Зато моей полуграмотной маме на ее бесхитростные вопросы ничем было не ответить, кроме как вечным: мамочка, прости. Именно поэтому удавился Иуда, именно поэтому моя жизнь здесь была такой черной! Ты-то, Лева, ведь остался, даже в Израиль не уехал, а уж тебя-то унижали покруче, чем меня. Так что все мои протесты — не что иное, как крик замученной внутренним позором души. Все!»
Я занудил, что нельзя-де судить себя так жестоко за необдуманный порыв, но все-таки не удержался от вопроса: на чем основаны его симпатии к хамам — почему бы не любить в России лучшее, что в ней есть, — ее аристократию, в том числе советскую? В ней, кстати, впервые в истории русские слились с евреями, а Сталин ее истребил и этим разрушил основы своей империи.
Нет, Левочка, немедленно отстучал мне Генка, империя не может стоять на аристократах, их слишком мало. Власть, которая оттолкнет хамов, погубит Россию, ее просто сожрут, Сталин правильно понял, что строить «приличную», аристократическую Россию — значит потерять страну. Но мы же и так ее почти потеряли, отвечал я, оправданием мудрости Сталина была бы процветающая уважаемая Россия, и, только щелкнув по «Отправить», я понял, что сейчас на меня обрушится новое извержение.