— Фаско, — пробормотал Риз пересохшими губами, — отрежь мне руку.
Фаско подъехал к Ризу вплотную, начал ему что-то пихать под левую руку. Наверное, хотел, чтобы Риз сам резал. Но предмет не походил на пилу цирюльника, скорее уж, на… да это мех! С разбавленным вином. Фаско заставил его разжать зубы (они почему-то стучали, хотя Ризу было жарко) и влил ему в рот сколько-то.
В голове прояснилось, и Риз отчетливо понял: ехать к Грачу нельзя. Ни в коем случае. Он ведь подвел его, не выполнил приказ.
Риз должен был погибнуть, защищая королеву, а он вместо этого сдал ее в обмен на собственную жизнь… ладно, и на жизнь Фаско тоже, но это уже частности.
Риз стал раздумывать, как бы исхитриться и не поехать к Грачу. Выходило, что надо как-то отстать от Фаско. Может быть, вырвать у него повод. Это, наверное, нетрудно: Фаско сам, так же, как и Риз, провел три ночи без сна или почти без сна. Он должен неимоверно устать. Он ослабит бдительность на какое-то время, и тогда Джон…
Риз почти придумал этот план, почти привел его в исполнение — если бы так не мешал золотой свет! И этот запах скотного двора… Откуда запах скотного двора, и собаки лают?
— Господь милостивый, Лайонел! — проговорил дрожащий голос Грача. — Вы его привезли! Я боялся, что сбудется другое видение…
Тогда Риз понял, что поздно бежать и что Грач узнает о его провале, и увидит его бесполезность, а может, будет жалеть его — а что хуже жалости?.. Он заплакал — как тогда, когда узнал о смерти Джессики, нет, еще горше. Но, наверное, Фаско и Картер, вынимавшие его из седла, решили, что ему больно, потому что начали уговаривать его потерпеть, будто ребенка. Слезы полились уже от стыда: какая-то царапина, и размяк до полного несоображения!
— Ребра не сломаны? — услышал он над головой голос Картер.
Ответил ей Грач:
— Были бы сломаны, уже могли бы легкое проткнуть. Нет, похоже, трещина, может, ушиб. Синяк, конечно, страшный. Не рвало ли его, Лайонел?
— Вроде нет… Только он, кажется, бредил всю дорогу. Бормотал о каком-то золотом свете…
— Истощение, напряжение всех сил, потеря крови, воспаление… Бред при таких обстоятельствах неудивителен. И все же меня радует, что сотрясения мозга нет. Боже, чем ты перевязал его руку?!
— Что было!
Риза куда-то положили. Низкое, темное помещение; потолок нависал над самой головой. И от запахов скотного двора некуда было деваться. Риз их вдыхал все детство, уж он-то знал. Хотя у них в хозяйстве никогда не было столько коров, сколько здесь — как громко мычат!.. Если это крестьянское хозяйство, то зажиточное.
Грач начал разматывать его тряпки.
— Прости меня… — пробормотал Риз.
— Ты бредишь, — сказал Грач, не добавив более ничего: он весь ушел в созерцание искромсанной руки Риза, как будто там было что-то интересное.
— Сколько пальцев сможешь сохранить?
— Если немного повезет, то все, — ответил Грач. — Хотя, может, и стоило бы лишить тебя парочки, чтобы впредь был поосторожнее. А теперь — молчи! И пей!
К губам Риза было что-то поднесено, горькое, с цветочным запахом. Он выпил и наконец-то лишился чувств окончательно, без разноцветного света и дурных мыслей.
Глава 18. О концах и бесконечности
В сон как-то незаметно вплелся низкий потолок, запах овечьей шкуры, гари от светильника, что-то тяжелое в ногах… Риз понял, что уже не спит, а так, лежит себе, почти не чувствуя собственного тела. А тяжесть в ногах от того, что кто-то заснул на нем. Собака, что ли, пристроилась? Или кошка?
Риз попытался приподняться на локтях — и тут же правую руку прострелило до локтя острой болью. Он постарался не застонать, сжал зубы. Боль почти утихла, съежилась до терпимых величин. Она была тупая, неприятная, но хотя бы ушло ощущение раскаленных гвоздей.
Кое-как Риз выпростал руку из-под одеяла, поднес к глазам. Вся кисть была толсто замотана светлой повязкой, из нее торчали кончики пальцев. Действительно, всех пяти…
Превозмогая вялость и медлительность во всем теле, Риз дотянулся пальцами левой руки до пальцев правой и пощупал. Теплые. Ну, значит, пока гангрена не началась.
Тут кто-то на ногах пошевелился, сел… И Риз понял, что это был Грач. Он, оказывается, сидел на каком-то сундуке около постели, уронив голову на овечью шкуру, которой был укрыт Риз. И удивительно-то, решил Риз, как в таком бедном домишке (а он видел по низости стен и отсутствию окон, что домишко и впрямь бедный) нашлась такая высокая лежанка!
А впрочем, почти сразу Риз расслышал писк от угла и понял: крысы. Стало быть, высокая постель тут не роскошь, а необходимость.