— Сколько можно колоть мне глаза? — раздраженно вскричал он.
— А чего бы ты хотел? — парировала Энни. — Впрочем, я с радостью стану послушной — как только ты мне поверишь и отпустишь с миром.
Он сдвинул брови и уставился на дорогу.
В душе Энни все кипело. Сэм Ноубл просто невыносим! Он считает ее лгуньей, смеется над ее женской беззащитностью и хочет, чтобы она мило улыбалась, пока он везет ее на казнь! Что ж, она улыбнется и даже, быть может, скажет несколько добрых слов — но только после того, как зароет его в землю!
Все утро они молчали, а в полдень, после привала, когда Энни вскочила в седло, Сэм подошел к ее лошади, чтобы снова связать руки своей строптивой пленнице.
— Черт возьми! — испуганно воскликнул он. — У тебя на запястьях кровь! Почему ты ничего не сказала?
Его неожиданное сочувствие поразило Энни.
— Я думала, что тебя это не интересует, — ответила она сиплым от волнения голосом.
Подняв голову, Сэм заглянул в ее выразительное лицо и понял, что она вот-вот расплачется. В нем зашевелились угрызения совести. Ослепленный гневом, он не подумал о том, какие жуткие следы оставит веревка на нежной женской коже! Ему захотелось прикоснуться губами к этим болезненным ссадинам.
Он сдержал стон. Эта женщина доведет его до беды!
А впрочем, она права. Откуда ей было знать, что его могут обеспокоить ее стертые в кровь руки? Тем не менее они его беспокоили.
Как же быть? Она уже дважды пыталась сбежать, и он не мог ей доверять. Но и продолжать связывать ей руки он тоже не мог. Веревка еще больше разбередит раны, они нагноятся от дорожной пыли, и Энни умрет.
Конечно, участь этой женщины уже была решена, и другой на его месте не стал бы так за нее волноваться. Но Сэм Ноубл полагал, что при всех своих грехах Энни все же заслуживает простого человеческого участия.
Сэм поднял глаза и наткнулся на ее растерянный взгляд.
— Слезай! — Он подал ей руку.
Энни хоть и настороженно, но все же приняла его помощь.
Как только она спрыгнула на землю, Сэм положил руки ей на плечи и проникновенно сказал:
— Послушай, я должен взять с тебя слово, что ты больше не будешь убегать.
— Вот как? — усмехнулась она.
— Если ты мне это пообещаешь, я не буду связывать тебе руки. Мне не нравятся эти ссадины.
Энни была удивлена и даже тронута его сочувствием. Да и не стоило упускать такую возможность.
— Ладно, — произнесла она, вздохнув, — обещаю. Он недоверчиво вскинул бровь.
— Это правда?
Энни закатила глаза к небесам.
— Что значит — правда? Ты сам мне это предложил.
— Я не хочу, чтобы ты заболела до нашего приезда в Сентрал-Сити, — проворчал Сэм. — Но если ты опять попытаешься удрать, мне придется тебя застрелить.
Энни испытала горькое разочарование. Она-то думала, что Сэм Ноубл искренне о ней заботится, а оказывается, он просто не хочет задерживаться из-за ее болезни.
— Не волнуйтесь, мистер Ноубл, я приму ваши слова к сведению, — хрипло отозвалась Энни. — Я знаю, что вы намерены отдать меня в руки правосудия и получить ваши чертовы деньги. При этом вам все равно, живая я буду или мертвая.
Увидев выражение лица Сэма, Энни подумала, что он сейчас на нее набросится, но он только покачал головой и взял ее за руку.
— Прежде чем ехать дальше, мы промоем и перевяжем твои раны.
Когда они тронулись в путь, Энни немного успокоилась и попыталась рассуждать здраво. Каковы бы ни были мотивы Сэма, развязав ей руки, он поступил великодушно. Мало того, он помог ей промыть раны и даже порвал на бинты одну из своих чистых рубашек. Его удивительно нежная забота. К глазам ее опять подступили слезы, веревка больше не натирала ей руки. Она избавилась от постоянной боли, и это было невероятным облегчением.
Но при всей своей благодарности Энни не забывала о том, что Сэм взял ее в плен и везет на казнь, хоть она и не сделала ничего плохого. Утром он предложил ей быть терпимее друг к другу. Возможно, это был ее единственный шанс на спасение. Надо завоевать доверие охотника за головами и убедить его в том, что она вовсе не Грязная Рози. Конечно, это нелегко, но если они будут продолжать ссориться, то это уж точно не приведет ни к чему хорошему.
Придется набраться терпения, а может быть, даже очаровать своего похитителя. «Не угодить бы в еще большую беду», — подумала Энни, вспоминая свою реакцию на его пылкий поцелуй и бурные ласки. Хотя что ей терять? Этот человек — отнюдь не чудовище. И пусть он даже исходил из своих корыстных интересов, но ведь проявил же он некоторую порядочность, защитив ее от грозы и сняв с ее рук веревки, хотя никаких оснований ей доверять у него не было. Не говоря уж о том, что другой мужчина на его месте наверняка изнасиловал бы свою пленницу.
Энни решила получше изучить своего врага.
— Расскажи о себе, охотник за головами, — небрежно попросила она.
Сэм взглянул на нее с удивлением.
— Ты опять со мной заговорила?
— Ты же сам предложил наладить отношения. Он пожал плечами:
— И что же тебе рассказать?
— О твоей семье, о том, где ты провел детство, и все такое. — Она посмотрела на него с любопытством. — Ты говорил, что ты наполовину индеец…
— На четверть шайенн.
— Как это получилось?
Губы Сэма сложились в задумчивую улыбку.
— Наверное, все началось с моего деда. Пятьдесят лет назад он приехал к индейцам в качестве миссионера.
— Твой дед был священником? — поразилась Энни.
— Да, баптистским пастором. Он встретил мою бабушку, шайеннку, на индейской территории. Они поженились и отправились на Запад. В дороге родился мой отец. Дед стал разъездным проповедником в Калифорнии, а отец вырос на западе и рано обзавелся женой. Когда мне было всего семь лет, мы переехали в Колорадо. Как раз в это время на Пайкс-Пик нашли золото.
— Твой отец был золотодобытчиком?
— Нет, картежником, который надеялся разбогатеть, выигрывая у старателей золотые самородки. А мама была школьной учительницей. Она преподавала в Нью-Идене — шахтерском городке, в котором мы поселились.
Энни покачала головой:
— Картежник и школьная учительница. Ничего себе парочка!
Сэм нахмурился.
— Отец часто пропадал в соседнем городке, где играл с золотодобытчиками. Но к сожалению, почти все деньги он просаживал на выпивку и проституток.
— Мне очень жаль, — сказала Энни. Сэм причмокнул, погоняя лошадь.
— Мама одна воспитывала нас с сестрой. Энни подавила смешок.
— Прости, но ты не похож на сына учительницы. Сэм ухмыльнулся.
— Да, я вырос совсем не таким, как моя младшая сестра Бетси. Мама пыталась приучить меня к книгам, но я предпочитал проводить время на охоте и рыбалке или шататься по городку, слушая рассказы старожилов.
— Похоже, ты пошел в своего отца, — криво усмехнулась Энни.
— Ну, разве только самую малость, — признал он, сложив вместе большой и указательный пальцы.
— И все же ты рос не без мужского влияния.
— Это верно. К тому же через несколько лет после того, как мои родители обосновались в Колорадо, туда приехал дед — надо полагать, чтобы наставить на путь истинный местных грешников… и, разумеется, моего отца. После смерти деда бабушка вернулась к шайеннам и по сей день живет в их племени, хоть официально индейцы были выселены из Колорадо.
— Она была рада, что вернулась к своим аборигенским корням? — поинтересовалась Энни.
Сэм кивнул, хотя его явно озадачили слова «аборигенские корни».
— Она очень любила моего деда, но так и не прижилась в его безумном мире белых людей. Наверное, отчасти поэтому они все время переезжали с места на место.
— А что твои родители? Отец в конце концов остепенился. Сэм покачал головой.
— Когда мне было тринадцать, пришло известие, что его застрелили во время ссоры за карточным столом.
— Какое несчастье, — пробормотала Энни.
— А через два года моя мама умерла от малярии. Тогда-то мы с сестрой и перебрались к бабушке, в ее племя.