— Мне понравилась твоя бабушка, — сказала она. Сэм улыбнулся.
— Она удивительная женщина. Ты ей тоже понравилась, милая.
— Ты с ней поговоришь?
— Конечно.
— Знаешь, все индейцы очень добры ко мне. Только странно, что они не спрашивают меня о моем прошлом. Пока мы ели, они смотрели на меня во все глаза.
Сэм усмехнулся.
— Ты их очень заинтересовала. Но шайенны не привыкли проявлять любопытство.
— Зато твоя бабушка охотно рассказала о себе.
— Все в отряде наизусть знают ее историю. Впрочем, она рассказала тебе только то, что хотела.
— Так поступают все женщины, — отозвалась Энни.
— Ты права.
Энни глубоко вдохнула прохладный воздух, пахнущий землей и хвоей.
— Почему твою бабушку зовут Знахаркой? Сэм смотрел на озеро.
— Потому что она лечит людей и обладает мощной колдовской силой. Сейчас она практически стала вождем этого маленького отряда.
— Но женщина-вождь — необычное дело для шайеннов?
— Да, это случается редко, — согласился Сэм. — Но по шайеннским традициям женщины-колдуньи имеют право говорить на совете, врачевать, брать на себя роль вождя и даже убивать врагов в бою.
— Значит, они вполне цивилизованный народ, — заметила Энни. — Но почему она говорит, что ее белая жизнь кончена?
— Она никогда не рассказывала, как жила с моим дедом, но мне кажется, она будет любить его до конца своих дней.
— У них, наверное, был необычный брак. Ты говорил, они познакомились на индейской территории?
Сэм пнул мыском сапога веточку.
— Да, она жила там со своими родителями. Это было в двадцатые годы. Индейцы еще свободно кочевали. Мой дед приехал в лагерь ее отряда, когда ей было восемнадцать. Как-то она сказала мне, что не видела более храброго мужчины, чем он. В красивом черном костюме, он предстал перед лицом многочисленных враждебно настроенных индейских воинов и завоевал их уважение, даже обратил некоторых в свою веру… и покорил сердце моей бабушки.
— Она стала христианкой? Сэм покачал головой:
— Все не так просто. Бабушка оставалась в тени, пока они были женаты. Конгрегации, отслеживающие границу продвижения поселенцев, обваляли деда в дегте и перьях и вывезли его из города, когда узнали, что он взял в жены шайеннку. Из страха перед бледнолицыми бабушка не могла применять на практике свои знахарские способности, и это, пожалуй, было для нее самым тяжелым. Она очень хотела помогать больным людям, но ей не позволили этого сделать. Разумеется, к моему отцу прилипло клеймо полукровки. Может быть, именно поэтому он ударился в пьянство и карточные игры. Его не смогла спасти даже хорошая жена.
— Мне очень жаль, — искренне сказала Энни.
— Спасибо. Возвращаясь к бабушкиной истории, скажу, что она прожила с моим дедом тридцать лет, а похоронив его, вернулась к индейцам. Оно и к лучшему: она так и не смогла прижиться в белом мире.
Энни кивнула, уловив в голосе Сэма горечь.
— Несколько лет спустя мы с Бетси переехали жить к ней. Потом мы покинули индейский отряд, и я какое-то время не видел бабушку. А около шести лет назад Свистящий Кнут отыскал меня в Денвере и рассказал, как Знахарка и другие бежали из Форт-Робинсона, спасаясь от конницы. Так я узнал, что индейцы бедствуют, и начал им помогать. Я забочусь о том, чтобы у них всегда были еда и скот, ищу для них новые места для тайного кочевья.
— Ты удивительный человек, Сэм Ноубл! — порывисто воскликнула Энни и шагнула в его объятия.
Он удивленно и радостно прижал ее к сердцу.
— Я вижу, ты стала относиться ко мне гораздо дружелюбней, милая.
Она вскинула бровь.
— Не воображай, пожалуйста! Между нами еще не все решено, Сэм. Просто я считаю, что человек, который отстаивает интересы несчастных индейцев, заслуживает поощрения.
Сэм усмехнулся и крепче прижал Энни к себе.
— Это не так уж и трудно, — скромно сказал он и кивнул в сторону вигвамов. — Наш маленький отряд хранит индейские традиции, культуру и образ жизни, умирающие в резервациях. Покуда я жив, я буду заботиться о том, чтобы они оставались свободными кочевниками.
— А Свистящий Кнут? Почему он так долго живет с шайеннами?
Сэм ухмыльнулся.
— Он влюблен в мою бабушку. Конечно, она стара, но Кнут смотрит глубже. Он видит ее добрую душу. Кнут по опыту знает, что самое ценное в человеке — это его дух.
— Но ты же сказал, что она до сих пор любит твоего деда.
— Да, это так. Они со Свистящим Кнутом очень близкие друзья, у них много общего, но бабушка — однолюбка.
По спине Энни пробежали мурашки. Она задумалась о возможной параллели с собственной жизнью. А если она тоже из числа однолюбов? Будут ли они жить вместе или те силы, что привели их сюда, в конце концов их же и разлучат? Сейчас, в объятиях Сэма, ощущая его тепло, силу, его мужской запах, она страдала оттого, что не находила ответа на свой вопрос. Одно Энни знала наверняка — разлука с ним будет для нее невыносимой болью.
Сэм погладил Энни по спине, его голос прервал ее мысли.
— Ты дрожишь, милая. Тебе плохо?
— Нет, — пролепетала она, — просто я подумала, что Кнут — очень преданный человек: он все это время поддерживал Знахарку и ее людей, хоть и знал, что его любовь никогда не станет взаимной.
Сэм откинулся назад и игриво ущипнул ее за нос.
— Так всегда бывает, когда мужчина находит нужную ему женщину. Без нее ему очень тяжело.
Энни не могла вынести того откровенного желания, которое читалось во взгляде Сэма. О Боже, как же она бесстыдна! Если он сейчас ее не поцелует, то она…
Но он ее поцеловал! И это был поцелуй, исполненный невероятной нежности. Энни обвила руками шею Сэма и прижалась к его теплому бедру.
Они долго стояли, прильнув друг к другу. Губы Сэма прошлись по ее теплой щеке.
— Знаешь, Энни, есть кое-что, что я хотел бы…
— Да?
— Нам нужно поговорить о том, как мы… будем спать сегодня ночью.
Эти слова вернули Энни к реальности.
— Слушаю тебя.
Сэм почесал скулу и робко заглянул ей в глаза.
— Видишь ли, шайеннские женщины очень целомудренны. Поэтому мы с тобой… э-э… не можем спать в одном вигваме.
Энни нахмурилась.
— А почему ты решил, что я захочу спать с тобой в одном вигваме?
— Нет, я ничего не решил, — поспешно отозвался он.
— Или ты намекаешь на то, что мы должны солгать всем и сделать вид, будто мы муж и жена?
Он застонал.
— Нет, этого я тоже не предлагаю. — Он снова прижал ее к себе. — Но может быть, мы могли бы найти способ остаться наедине?
Энни судорожно глотнула, услышав отчаянное желание в его голосе. Сэм никогда не узнает, как близка она была к мысли о том, чтобы затащить его в лесок из величавых желтых осин. Но тогда они придут к тому же самому тупику: он убедится в том, что она лгунья, а ей останется прежняя боль. Теперь они стали любовниками, но Энни не собиралась возобновлять эти отношения до тех пор, пока между ними не будет ясности.
Томительно тянулись секунды. На лице Сэма появилась растерянность.
— Ты не хочешь меня, Энни?
— Конечно, хочу, — честно призналась она и все же, собрав всю свою волю, вырвалась из его объятий. — Только в следующий раз, когда мы займемся любовью, ты уже будешь знать, кто я такая на самом деле.
С этими словами Энни отвернулась и зашагала обратно, к центру лагеря. Сэму оставалось лишь печально смотреть ей вслед.
Глава 22
В индейский лагерь Энни вернулась растерянной. Чем же теперь заняться? Она улыбнулась двум пожилым шайеннкам, которые резали коренья у входа в вигвам, и обошла шумную группу мальчишек. Ребята бросали мяч, а паренек помладше пытался его поймать.
По счастью, к ней подошла молодая индианка с большим животом, тянувшая за собой малыша лет четырех. На женщине было белое платье из оленьей кожи, стеганое и обильно расшитое бисером, и такие же мокасины. Ее длинные волосы, разделенные прямым пробором, были заплетены в мелкие косички. Прическу дополняли кожаные украшения и веточки растений с запахом шалфея. В женщине было своеобразное очарование: гладкую кожу медово-коричневого оттенка и правильные черты лица не портили дрожавшее в носу серебряное кольцо и многочисленные бисеринки, которыми были утыканы ее уши. Сын индианки был облачен в одни лишь короткие штанишки. На плечи малышу спадали прямые черные волосы, а его круглое личико было на удивление серьезным.