Более всего Виссарионова интересовала личность Якова Свердлова — его имя чаще других упоминается в донесениях. А ведь ему неполных восемнадцать лет. Мальчишка ещё... Впрочем, мальчишка ли, если ему доверяет Горький. В организованном Пешковым книжном магазине под названием «Книжный музей» при «Нижегородском листке» распространяется крамольная литература в городе. Виссарионову довелось читать донесение в департамент полиции: «Через Якова Свердлова можно подписаться на революционный журнал. По агентурным сведениям, Я. Свердлов был в близких отношениях с „Книжным музеем“». Ах, эти полицейские донесения! Ни одного факта. Ссылки на «агентурные сведения» к делу, увы, не подошьёшь...
На столе начальника Нижегородского жандармского управления генерала Шеманина лежала карта, испещрённая красными и чёрными линиями. Это схема наружного наблюдения по Нижнему Новгороду.
— Яков Свердлов... Ведь юнец, совсем юнец.
Генерал вглядывался в красные линии — ими отмечены связи Свердлова с Савиной, Лазаревым, Гурвичем и многими другими поднадзорными. Чёрной — связь с Галоненом и через него со Всесословным клубом.
— Неужели этого мало? — спрашивал генерал у Виссарионова.
— Линии на схеме, ваше превосходительство, — ещё не улики. Кроме того, я убеждён, что здесь далеко не все связи. Не уверен, что у их главного печатника нет контактов с Сормовом. Свердлов опаснее, чем мы полагаем. Вы ещё услышите о нём. Лозунги, которые он печатает, — «Долой самодержавие!», «Да здравствует политическая свобода!» — свидетельствуют о его приверженности к радикальному направлению. А сборники стихов и песен тенденциозного содержания, которые они печатают? Теперь «Варшавянка», «Смело, товарищи, в ногу» стали популярными среди молодёжи. С каким удовольствием они поют: «Вставай, поднимайся, рабочий народ», «Пусть наш голос грянет разом, как весенний первый гром». Они даже российскую «Дубинушку» перелицевали: «И в родимых лесах на врагов подберёт здоровее и крепче дубину».
— Вот видите.
— Но улики! Этот юнец, как вы изволили выразиться, отменно умён. Я уже имел возможность в этом убедиться.
— Да, пожалуй... Вот и начальник охранного отделения сообщает: «Наружное наблюдение за Яковом Свердловым таковой всегда замечал и потому таковое приходилось прекращать...»
— Вот видите.
— А как вы отнесётесь к этому письму? Анонимное, правда, но всё-таки...
Виссарионов прочитал: «На квартире учащегося технологического училища Ивана Калиновского создана тайная типография, сюда регулярно приходят Николай Гурвич, Леопольд Израилевич, Яков и Вениамин Свердловы...»
— Что же, это уже нечто.
...Обыски шли по всему городу. Арестовали Калиновского, Растопчина, Морковина. Под кроватью у Вениамина нашли чемодан с нелегальной литературой. У сестры Якова Сары обнаружили рукопись статьи о французской революции.
— Вы и теперь будете отрицать свою принадлежность к преступному сообществу? — спрашивал Якова Виссарионов.
Ему вторил следователь Немчинов:
— Ваших сообщников в Сормове мы тоже взяли. Так что отпираться бессмысленно. Вы бы хоть брата пожалели...
Из протокола допроса Якова Свердлова:
«На предложенные мне вопросы отвечаю:
1. Я не признаю себя виновным в принадлежности к противозаконному сообществу, имеющему своей целью свержение самодержавия.
2. Я также не признаю себя виновным и в том, что в течение периода времени с января по апрель 1903 года занимался в г. Н. Новгороде преступной пропагандой, выразившейся как в издании прокламаций, так и в распространении их. Найденные у меня при обыске предъявленные мне 18 воззваний „Ростовская стачка“, 2 (два) листка, „Почему крестьяне волнуются“, 1 (одна), „Почему русскому рабочему нужна политическая свобода“, 2 экземпляра, „По делу о демонстрации“, 1 экземпляр, „Заявление социал-демократической организации“ принадлежат мне и к брату моему никакого отношения не имеют. Чемодан, в котором они были найдены, тоже мой. Все эти прокламации были получены мной в 1-х числах марта для хранения от лица, назвать которого я не желаю.