Из Курейки он писал: «Некоторые из товарищей провидят отчаянный разгром рабочего движения, торжество реакции, которая отбросит его далеко назад. Не могу думать так. Скорее рабочее движение сделает большой скачок вперёд. Ужасы войны, её последствия, тяжёлое бремя, долженствующее надавить на самые отсталые слои, сделают огромное революционное дело, прояснят сознание ещё незатронутых миллионных масс и в отсталых странах. Возможны жестокие репрессии во время войны, возможны и эксцессы реакционеров. Но победа не в их руках. Их эксцессы могут быть, по-моему, лишь предсмертными судорогами. Да, мы, несомненно, переживаем начало конца».
А пока война разбросала, разрознила людей. Нарушились почтовые связи, в Туруханке это чувствовалось особенно остро.
Отсутствие информации мучило Свердлова. Он слал во все концы отчаянные письма. «Знаем, что всё левее либеральной прессы уничтожено. И только? Разгромлены ли союзы? Где депутаты? Каково их отношение к войне? Промелькнуло сообщение об аресте в Австрии Ленина. Верно ли, не знаем».
Он пишет, пишет вместе с Голощёкиным, восстанавливает связи. Сколько тревожных дней провели они в Селиванихе, а потом в таёжном селе Монастырском. Сколько бессонных ночей коротали за работой, за письмами, беседами, спорами. И хоть характеры у них несхожие, но по партийным вопросам не было между ними разлада. В Андрее Филипп открывал для себя всё новые и новые стороны.
Вспомнилось такое. Сговорился как-то Свердлов с местным крестьянином, и тот дал ему на время озёрную лодчонку-душегубку. Андрей обучил двух собак на постромках «бурлачить» эту ненадёжную посудину по берегу Енисея, вверх по течению. Сам обычно сидел на корме и правил лодкой. Местные жители, и особенно ссыльные, в том числе и он, Голощёкин, страшились такой забавы, опасались, что, неровен час, перевернётся лодчонка. Свердлов отшучивался:
— Какая рыба позарится на мои кости и кожу? Да и секрет у меня есть: я, как поплавок, непотопляемый.
Видно, были у него любимые места на Енисее. О чём он тогда думал, в какие дали уносила его беспокойная мечта?
Возвращался Андрей самосплавом вниз по течению, чуть подгребая вёслами. На дне лодки дремали собаки, доверчиво вытянув морды к его ногам.
Очень часто после таких поездок садился он за стол и о чём-то торопливо писал...
Но вот путешествия по Енисею стали реже. К Свердлову приехала семья — Клавдия Тимофеевна с детьми Андреем и Верочкой. Многих тогда потянуло к Свердловым. Клавдия затеяла общественный огород. Сообща стали высаживать и выращивать овощи. Свердлов с удовольствием наблюдал, с какой серьёзностью относятся к огородным делам жена, дети, помогал им. Ах, как любил на них смотреть Филипп Голощёкин, как радовался семейному счастью своего друга!
Свердлова хватало на всё. И колоть дрова, и печку топить, и вести наблюдение на метеостанции, где Клавдия Тимофеевна официально числилась заведующей, а все обязанности выполнял Яков Михайлович. И ловить рыбу, и лечить людей (ведь на весь Туруханский край был один земский врач!). И вместе с товарищами лепить пельмени, если удавалось купить в складчину оленье мясо. И сидеть по ночам за книгами. И собирать вокруг себя единомышленников. И писать исследование о крае, в котором они находились, статьи на самые острые темы партийной жизни. Дела, дела, дела. Книги, газеты, самообразование, вечная и неутомимая жажда знаний. И всё это — Яков Свердлов. Товарищ Андрей, Михалыч.
Воспоминания Филиппа Голощёкина прервал голос друга:
— Пошли, Жорж, всё в порядке. Сестра ждёт...
Глава четырнадцатая.
Встречи, встречи...
Какая это радость для Елены Дмитриевны Стасовой — встречать товарищей, возвращающихся из ссылок, тюрем, с каторги, из эмиграции. Вот и приехали члены ЦК Голощёкин и Свердлов.
Стасова много слышала о Якове Михайловиче. И хотя товарищей из Туруханки ждали с началом навигации на Енисее, она с радостью узнала от приехавшего из Красноярска Теодоровича, что Свердлов и Голощёкин первыми примчались туда из ссылки, что они уже выступили перед местными товарищами, перед солдатами, что, может быть, уже едут в Питер.
Колоритная личность Филипп, по партийным кличкам — Жорж, Иванович, Фрам. Царская охранка немало сбила сапог в поисках этого человека, немало извела бумаги, описывая его приметы. Она рассылала филёрам его словесный портрет: «Приметы Голощёкина: рост два аршина шесть вершков, глаза серые, волосы желтоваторусые, родился 26 февраля 1876 года в городе Невеле. Примите меры к аресту...»