— Они не здесь! — захныкал напуганный матрос. Чёрт возьми, да ведь это не усатый лейтенант какой-нибудь, а прыщавый подросток! Любят эти англичане малолеток нетренированных на борт брать… — На соседнем! На «Генрихе»! Только не убивайте…
— Значит, на «Генрихе». — Марсель не успел даже вскрикнуть, как старпом резанул мальчишку кинжалом. Тот заскулил, но тихо и удивлённо — рана не рассекала шею, а всего лишь алела на предплечье и явно была не смертельной. Наткнувшись на взгляд обалдевшего виконта, Хуан бросил на ходу: — Иначе его товарищи решат, что выдал без сопротивления. Идите за мной, месье виконт, вы займётесь пленными.
Видимо, это всё было оговорено заранее, потому что они оставляли на английской палубе Рокэ и Луиджи, и ещё нескольких испанцев, забравшихся чуть позже. Забрасывая крюк на палубу «Генриха» и надеясь, что у англичан весь порох вымок, Марсель порадовался про себя, что священники не на «Камелоте». Название ему не понравилось совершенно, и лезть туда не хотелось.
Комментарий к 7. «Люби врага своего»
https://vk.com/the_unforgiven_fb_re?w=wall-136744905_3220
========== 8. «Темнота» ==========
1587
Ещё не стемнело, солёный ветер врезался в кожу, сдувал жару и разгонял облака. Опытные моряки знали, когда будет шторм, сегодня все молчали — должно обойтись. Ричард не боялся непогоды в океане, да и вообще страха не было — одна досада: он не только оказался не на «Камелоте», не взяли даже на «Генриха» — судно, куда перепрятали священников.
Привкус морской соли напоминал о былых штормах. Дикон отказался отсиживаться в кубрике, он отлично знал, что делать в шторм, и был готов спускать паруса и сбрасывать балласты. В основном его подгоняла память судна — ведь это «Ланселот», он всегда останется «Ланселотом», как ни назови! Всё обошлось удачно, испанцы умели не злить волны, но сам он промок насквозь. Только забившись по старой памяти в бывшую каюту отца, мальчик понял, что не только промок, но и продрог до костей. На палубе почему-то холодно не было — разве что мокро и немного страшно, попав же в сухое помещение, он начал дрожать.
— Всемогущий Боже, вечное спасение верующих, — стуча зубами, пробормотал Дикон, неудачно стягивая с себя рубаху. Ткань словно примёрзла к телу и не хотела отдираться. — П-помоги мне…
— Что-то мне подсказывает, ждать помощи свыше ты будешь долго, — насмешливо сказали сзади. Дикон подскочил и задрал голову на голос — дон Рокэ всегда подкрадывался незаметно, что на корабле, что в открытом море. — Повернись.
— Не надо м-мне помогать! — запротестовал Дикон и чихнул. Вот ведь нелепость получилась.
— Всё ещё на Бога надеешься? — сложнее всего было привыкнуть к тому, что испанский капитан не верит. Дикона бил озноб, и он не мог сопротивляться, хотя желал. Без мокрой одежды стало чуточку легче, а потом он получил в негнущиеся руки толстое одеяло, размером, наверное, с двух Диконов. — Закутайся и сиди тихо, Библия никуда не денется.
В самом деле, рука по привычке потянулась к столу. Вещи отца были здесь же, разве что немного сдвинуты в сторону и частично убраны в деревянный ящик. В сухом и тёплом одеяле всё ещё трясло, но Дикон уже почувствовал, как начинают оттаивать заледеневшие конечности. Кожу неприятно покалывало, а ещё он расчихался. Вот и помогай теперь на палубе… Странно, почему он там-то не замёрз, снаружи?!
Может, лихорадка будет? Или нет? Дикон видел, как матросы умирали от разных болезней, теперь ему страшно не было. Если он заболеет, вряд ли испанцы станут возиться с занемогшим врагом, пускай и десятилетним… Устроившись поудобнее, насколько это позволяло одеяло и окоченевшее тело, Дикон стал думать о смерти. Он встретится с отцом, Налем и остальными, это хорошо.
Но неужели это будет конец? Настоящий конец всему?
Дрожь потихоньку унималась, потянуло в сон. Привалившись к старой истерзанной годами подушке и цепляясь за края одеяла, как за жизнь, Дикон смотрел перед собой — голову поворачивать было так тяжело! Сколько же он возился с мокрой рубашкой? Дон Рокэ уже переоделся, на нём не было ни одной мокрой нитки. Не считая волос, небрежно стянутых в хвост. Вообще-то, стоило говорить «дон капитан», но Дикон заупрямился и выпалил при всех, что капитана этого корабля звали и всегда будут звать Эгмонт Окделл.
— Что вы делаете? — пробормотал он, только чтобы не заснуть. Дон Рокэ поднёс к столу горящую свечу, света из иллюминатора было совсем мало, и Дикон разглядел вахтенный журнал. — А почему… почему на двух языках?
— Я говорю по-английски немногим лучше, чем пишу. Надо практиковаться.
Зачем ему учить язык врага?! Дикон хотел сказать либо что-то резкое и гордое (хоть раз должно получиться?), либо по-человечески удивиться — да, акцент у капитана был, но он не делал всяких глупых ошибок в разговоре.
— Испанский очень резко звучит… — И что? Вот кто его за язык тянул? Звучит и звучит, сиди и помалкивай, пока за борт не сбросили. Язык работал сам, надо сначала думать, а потом уже говорить.
— Резко, — неожиданно подтвердил дон Рокэ. — Особенно если говорить быстро, а ты мог заметить, что медлить мы не любим.
Потом было что-то ещё, Ричард плохо помнил, но разговор кончился очередным обиженным плачем по оскорблённому «Ланселоту». Сейчас он поражался, как дон Рокэ не выкинул его за борт — десятилетний мальчишка, оставшийся во всём мире один, был ещё и чертовски упрямым и постоянно твердил одно и то же. Речь шла о кораблях, тогда Дик узнал о строительстве «Сан-Октавии». Конечно, дону Рокэ не был нужен чужой корабль, и тогда Дику пришло в голову собрать свой экипаж на «Ланселот» и вернуть судно на родину.
Разумеется, это осталось только мыслью, а сейчас он и вовсе на «Этельстане», вперемешку со своими и чужими офицерами. Почему капитан Рут спрятал пассажиров на «Генрихе»? Эта посудина еле ходит!
С другой стороны… Неплохой обманный ход. Если католики знают, что угроза не в самих моряках, а в спрятанных пассажирах, они ни за что не станут соваться на самый дряхлый кораблик из всей эскадры — ведь туда не упрячут важных пассажиров! Воспрянув духом, Ричард повертел головой в поисках подзорной трубы — её стащил вперёдсмотрящий. Ну и ладно, название корабля можно разглядеть и так. «Этельстан» находился дальше всех от места боя, и младший лейтенант метнулся к корме, предвкушая зрелище.
***
— Ну и развалюха, — присвистнул Валме, пробираясь следом. Хуан промолчал — незачем подтверждать очевидное. Если бы не решение дона капитана — спонтанное, как и большинство его решений, — старпом бы с большой охотой оставил виконта на «Сан-Октавии». Но Марсель не мешал и двигался намного проворнее, чем раньше, на том спасибо.
«Генрих» встретил абордажников искренним недоумением. Самонадеянные дураки. «Они хотели нас обмануть, но слегка перестарались. Этот корабль настолько, гм, блистает на фоне остальных, что не отталкивает, а только притягивает глаз». Судя по тому, как засуетилась корабельная охрана, Рокэ оказался прав.
— Пригнитесь, месье виконт. — А лучше вернитесь обратно, но пока вы ничего не испортили. Хуан убедился, что выстрелы прорезали разве что солёный воздух, и метнулся к судовому колоколу. Два шага вперёд, один назад, убрать юнгу, избавиться от пары усатых офицеров. Звонить или не стоит? Пожалуй, это привлечёт внимание не только своих, но и врагов. Осталось разобраться, где они прячут своих протестантов.
Судя по запаху еды, они находятся прямо над камбузом. Краем глаза следя за тем, что делает виконт, Суавес разобрался ещё с несколькими любопытными и прищурился на соседние корабли. Тишь да гладь, с такого расстояния паники пока никто не заметил, а они с Валме не производят много шума.
— Отдать всю душу ветру и воде, — мурлыкнул Валме откуда-то сбоку, — забыть о постоянстве и покое…
Нет, насчёт шума он погорячился.
— Ищите будущих пленников, месье виконт, — и замолчите, ради Бога.
— Каким образом, извините?
— По глазам… — тычок влево, выпад вправо, главное — не привлекать внимания и не упускать чужие взгляды. Они заняли неплохую позицию, отсюда видно почти всю верхнюю палубу, а «Генрих» ещё и старой модели — можно легко предположить, где что находится. Поднырнув под неумело выброшенную руку одного англичанина и надрезав другого, куда более серьёзно настроенного, но от этого не более внимательного, Хуан вцепился взглядом в одного из офицеров в синем, сгрудившихся чуть поодаль. Офицер нервно оглядывался через левое плечо.