Выбрать главу

— Капитан, я один остался, я помогу вам, — запыхавшись, заверил отца матрос. Дикону хотелось выскочить и закричать, но места на корме почти не осталось — с тремя-то бойцами. — Одна голова — хорошо…

Что сейчас произошло?! Пока он глазел на своих, испанец каким-то издевательски грациозным движением поднырнул под шпагу Эгмонта и в плавном прыжке оказался за спиной Наля.

— А без неё — ещё лучше, — ухмыльнулся он и нанёс удар. Дикон не закричал только потому, что замёрз и не смог раскрыть рта. И этого друга больше нет…

Сражение напоминало дурную театральную постановку. Отцу было всё тяжелее держать себя в руках, на его глазах уничтожили весь экипаж… Поэтому он стал резче и нерасчетливее, но сноровки от этого не потерял. Другое дело — его соперник: Дикону казалось, что он одновременно рассеян и максимально сосредоточен на игре. Чем ближе они сходились, тем громче звенели шпаги, когда кружили по влажной палубе, не боясь поскользнуться, прощупывали друг друга взглядами, ловя малейшее движение кончиком клинка.

Мальчик не выдержал и закричал — что-то непонятное, гневное и отчаянное. Ему показалось, что сейчас отец так же лишится головы, как Наль, как остальные… Но вражеская шпага резко изменила курс, и лезвие замедлило свой ход, только рассекло верхнюю губу. Это было изящно и это было мерзко, Дикона никогда не учили унижать соперника перед полным проигрышем, теперь он увидел своими глазами.

Отец пошатнулся — не от боли, от удивления и ярости; его соперник, прости ему, Господи, рассмеялся — люди так не поступают! Живые люди…

— Дерись со мной, мерзавец! — не выдержал капитан «Ланселота» и резко дал вперёд…

— Папа!!!

«Ты же храбрый ребёнок, верно?» — стучало эхом в голове.

Он не храбрый. Он трус, самый настоящий трус и подлец. Надо было выйти раньше и помешать этому поединку! Теперь — поздно, всё поздно… Хотелось упасть на колени и зарыдать, но возненавидел Дикон сильнее. Кровь на груди отца… Солёные капли — на губах, на лице, и это уже не море. Он выхватил шпагу и бросился вперёд.

Как и ожидалось, у него ничего не вышло — разве что удивившись появлению ребёнка, пират одним ленивым жестом отбил его шпагу, и детский клинок покатился по палубе. Мальчик ничего не соображал и ничего не видел, кроме крови отца на руках убийцы. Плохо видя из-за гнева, страха и слёз, Дикон кинулся вперёд безоружным, с одними кулаками, но сил почти не осталось, и его хватило только на то, чтобы попытаться поколотить врага… Конечно, пиратскому капитану его кулаки — что комариные укусы, но это всё, что удалось сделать. Из-за пазухи выпало Священное Писание и шлёпнулось на мокрые доски.

— Я в-вас убью!.. — через рыдания выкрикнул Дикон. Он продолжал колотить и драться, как мог, и его не останавливали. — Уб-бью… клянусь… именем Господа…

— Странно, что не отца, — послышалось в ответ. — Хуан!

— Да.

— Откуда здесь ребёнок?

— Капитанский сын, — а этот голос он узнал… Так говорили с отцом за дверью каюты. — Должен был остаться на суше. Убить?

— Зачем же убить, юноша явно желает драться.

Они перешли на свой язык, и Дикон перестал понимать, медленно рухнул на колени и уставился перед собой. Кровь отца. Он лежит сзади, сил обернуться нет… Шпага отца. Священное Писание, тоже отца. Раскрылось на странице о милосердии, всепрощении и любви. Как бы не так… Как бы не так!

— Вы не буд-дете со мной драться, — шмыгнул носом он. — Не б-будете… убьёте и выбросите в море… с остальными!

— Это просьба? — осведомился пират. Дикон поднял голову. Вот чьи глаза он видел в подзорную трубу. Синие, очень синие… так не бывает… Капитан не улыбался.

— Это вызов! — отец сказал бы именно так.

— Похвально, — равнодушно отозвался убийца и, присев, посмотрел ему в лицо. — Ты счастливый ребёнок, потому что можешь выбирать, пойти за своим отцом или выбрать другую дорогу. Хочешь жить — живи. Хочешь умереть — умирай. Никто из моих людей не тронет ребёнка. Твоя жизнь — в твоих руках. Вопросы?

— Вы предлагаете, чтобы я остался здесь?! — едва не задохнулся от возмущения Дикон. Слёзы высохли сразу же. — Да я… да я ни за что!..

— Корабль теперь наш. Я предлагаю тебе жизнь, — опершись на колено, пират поднялся и кому-то что-то отрывисто приказал. Вокруг засуетились новые хозяева «Ланселота», если он, конечно, останется «Ланселотом». — Решишься умирать — что ж, прыгай, воды тут предостаточно.

Сильнее, чем его, Ричард ненавидел только себя. За то, что не вмешался в поединок отца; за то, что поздно доложил об увиденном корабле; за то, что не послушался строгую матушку и волнующихся сестричек и отправился с отцом в очередное плавание, тайное, секретное, кружащее голову и ставшее последним. Теперь, когда всё было кончено, он придумал десятки вариантов, как мог всё исправить. Разница с реальностью лишь в одном — не смог.

Морская вода мешается с кровью и слезами, утихающий шум ветра — с молитвой в голове. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Пресвятая Мария, молись о нём. Пусть отец получит вечное блаженство… Пусть все, кто погиб сегодня… Аминь…

Дикон вытер глаза, медленно поднялся и выбрал жизнь.

Комментарий к Пролог. «Испанский поцелуй»

* “испанским поцелуем” впоследствии назовут приём с рассечением губы или кончика носа противника (предполагается, что после этого униженный боец сдастся)

https://vk.com/wall-136744905_2893

========== 1. «Сан-Октавия» ==========

♬ Benise — Victory

1585

Марсель вовсе не собирался тонуть — сие прискорбное событие произошло без его ведома.

То есть, ведать-то он ведал, но не был предупреждён. Когда торговое судно с трогательным именем «Жанна» вздумало перевернуться, виконт самым бессовестным образом спал. Выходя из порта в Лионский залив и дымя своей трубкой, важный капитан Поль не менее важно пообещал, что ничего переворачиваться не будет и вообще море в это время года спокойное. Да как бы не так! Вот и верь после этого людям.

Первыми упали сыры. Валме слышал грохот, с которым тщательно упакованные продукты сыпались на пол. Загвоздка была лишь в одном — они изначально лежали на полу. Или как там у моряков это называется, на нижней палубе. Где-тот тут виконт окончательно проснулся и убедился, что им конец, не очень изящно, но спешно свалился с койки и сгрёб в охапку всё самое необходимое. Тонуть — так со стихами! А именно — с потрёпанным фолиантом, где под видом священных текстов хранились письма, торговые договоры и собственные поэтические эксперименты.

— Эй-эй, постойте! — ему удалось поймать за локоть проносящегося мимо матросика. — Мы прямо тут и утонем, что ли?

— На всё воля Господа, — похлопав глазами на невыспавшегося щеголеватого купца, сказал матросик и побежал дальше. Вероятно, молиться — Марсель не заметил, чтобы кто-то пытался что-то делать. Если бы он разбирался во всех этих реях, снастях, такелажах и прочих морских чудовищах, обязательно бы поучаствовал — где-то на этой мысли всё и рухнуло, а вернее, ухнуло вниз.

Господа Марсель уважал, иногда ему даже сочувствовал, но эта «воля» его категорически не устраивала. Под водой было хорошо — под водой не качало, только, к сожалению, было мокро и холодно, а ещё человеку всё ж таки надо чем-то дышать. Отправляясь в путешествие с папенькиным товаром и маменькиным наставлением, виконт был уверен, что в случае чего испугается или хотя бы сделает вид, но возмущение оказалось сильнее страха. Мало того, что Марселя разбудили, Марселя ещё и пытаются утопить! И кто? Господь, что ли? Так не пойдёт…

Судя по тому, что он увидел, почувствовал и обо что ударился, бедняжку «Жанну» разнесло на щепки. А точнее — на доски, чем Валме и воспользовался. Сначала на то, что не так давно было частью кормы, легла завёрнутая в плащ разбухшая книжка с вшитыми письмами и стихами. Дальше начинались проблемы. Во-первых, море успокаиваться никак не хотело и норовило поддать «Жанне» ещё раз, а то и два раза, а то и три. Мимо просвистела разломанная мачта, чудом не сверзившись на барахтающегося в воде Марселя. Поражаясь тому, как он быстро, хоть и нечаянно, научился плавать, виконт сосредоточился на «во-вторых». Он никогда не был пушинкой, а к весу прибавились парик и камзол. От парика Марсель избавился с радостью, свои волосы, между прочим, тоже ого-го, а вот камзол… Нежного рассветного оттенка…