Обо всём этом Хуан успел подумать, застав однажды уличную дуэль на задворках ярмарки. Дуэль как дуэль, только в центре машет шпагой его господин. Хороший денёк, ничего не скажешь.
Не пришлось, правда, ни вмешиваться, ни переживать: противников у Рокэ было двое, и оба, получив лёгкие ранения, вскоре растворились вместе со своими товарищами — видимо, секундантами, насколько эти люди разбирались в новых дуэльных правилах.
— О, Хуан, — уйти далеко не удалось, да он и не пытался. Вбросив шпагу в ножны и не обращая внимания на увлечённые взгляды зевак, Рокэ быстрым шагом подошёл к нему. — Теперь твоя совесть может быть чиста — я всё-таки фехтую, хотя старомодные отцовские вельможи с рассыпающимися мечами, наверное, страдают.
— Опасно, — обронил Хуан, прекрасно понимая, что господина это не устроит. В кои-то веки последовав чьим-то ожиданиям, господин поморщился:
— С чего бы? Опасно — это всю юность провести в фехтовальном зале один на один со стариком, который в последний раз дрался при какой-нибудь Изабелле. Теорию можно узнать и из книжек, а вот остальное… — Не договорив, Рокэ метнулся куда-то влево, пристав к воссиявшей миловидной торговке овощами. Хуан уже давно дал себе слово ничему не удивляться, но при виде того, как наследник герцога болтает с полунищей девицей на людной площади, брови сами собой поползли вверх. — И знаешь, что я при этом заметил? Все страны, худо-бедно держащие шпагу в руке, выдумывают себе какие-то особенности фехтования и лелеют их по вечерам, как какую-нибудь любовницу. А на деле, — они уже отошли от людного рынка, и подрастающий герцог не поленился картинно махнуть клинком в воздухе, — на деле никому не нужны эти правила…
— Разрешите обратиться, сеньор…
— Обращайся, только не в религию.
— Не знаю насчёт школ и правил, но в суматошной драке каждый дерётся, как может. Защищаться и колоть, а уж потом думать — вот и вся идея, — как-то раз и ему довелось колоть и защищаться, правда, ничем хорошим это не кончилось. Зато выжил.
— Научишь?
Не держи Хуан корзинку крепко, она бы выпала. Вместе с продуктами и собственными представлениями о жизни.
— Простите?
— Я спросил, научишь ли ты меня, — спокойно повторил Рокэ.
— Снова шутите? — Хуан взглянул на него исподлобья, но смеха не было, как и намёка на оный. — Я слуга, сеньор. Слуга и беглый раб. Я не имею права учить чему-то дворянина.
— В таком случае, исполни приказ этого самого дворянина, — прохладно велел сеньор и тут же добавил: — Не вижу ничего зазорного в том, чтобы учиться у человека с опытом. А кому не понравится… нанижем на шпагу и зажарим на костре!
— Как еретиков? — зачем-то спросил Хуан.
— Как еретиков, — повторил Рокэ и улыбнулся, но как-то… жутко.
***
— Ты в Бога веришь?
Хорошо, что шпага звякнула негромко и не могла никого разбудить. Далеко не тот вопрос, который хотелось услышать во время заточки оружия. Оторвавшись от начищенной стали клинка, Хуан внимательно посмотрел на затылок господина; Рокэ сидел за столом и штудировал латынь, хотя днём его за этим никто не заставал, и окружающие были убеждены, что наследник и не учит. Наследник учил. Правда, в пять утра.
— Неподходящее время суток для столь интимного вопроса? — вежливо осведомился сеньор.
— Нет, вопрос сам по себе неподходящий. Вам, — не выдержал Хуан. — Вы бы ещё у господина герцога спросили. Прошу прощения…
— Не проси… Да, это было моей самой большой ошибкой, — пробормотал Рокэ, продолжая что-то чертить и писать. — Так что?
— Верю, — а вот что вы имели в виду, это вопрос хороший. — От этого что-то зависит?
— Всё от чего-то зависит… Можешь объяснить, почему?
— Мои молитвы были услышаны, — кратко сказал Хуан. К этому времени он уже знал о скепсисе, с которым юный господин относится к религии, и был готов к презрительной насмешке, но её не последовало. — И мне было не к кому обратиться… раньше.
— И что, отвечали? — нет, всё-таки издёвка. Ну и пусть смеётся, сколько хочет, всё равно такому не укажешь…
— Нет. Но ответ не всегда нужен, — вот так вам, герцог. — Иногда достаточно выговориться, пусть даже в мыслях, представляя чьё-то лицо. Одинокие люди в безнадёжных ситуациях часто выбирают для этого икону.
— Ладно, хоть причина есть, — Хуану показалось, что господин подавил вздох. — А что насчёт… впрочем, неважно…
В окно задувал прохладный рассветный ветерок, Хуан точил клинок и думал о том, что ждёт неверующих. Не после смерти, нет — смерти господину он не желал, более того, он не мог её представить. Не после смерти, но при жизни. Он видел немало стран и людей, но сначала не хотел запоминать, а потом не успевал, где что принято и где какие обычаи; большинство всё равно молилось одному и тому же Богу, тихонько про себя или неистово вслух. Тех же, кто попадает под подозрение в неверии, язычестве или ереси, ненавидят, боятся и преследуют.
Особенно в Испании — сейчас это самая католическая в мире страна, не так давно пережившая волну костров инквизиции, и не факт, что это конец. Учитывая ярую религиозную позицию нового короля, всё могло возобновиться в любую минуту.
«Это было моей самой большой ошибкой…»
— Дон Рокэ, вы совсем не верите?
— Как можно верить совсем или не совсем? Либо да, либо нет, — захлопнув книгу и откинувшись на спинку кресла, сеньор рассеянно зачесал отросшие волосы пятернёй и уставился в окно. — Возможно, это окончательно убедит тебя в том, что мир сошёл с ума, а из дома надо бежать, но когда-то я тоже молился. Ну, пробовал. По-настоящему… — Хуан промолчал, догадываясь, что было дальше. — Ничего не произошло, что вполне естественно. Пустые слова в пустое небо — не гарантия того, что на тебя прольются какие-то блага, с рук смоется вся кровь только потому, что ты сказал «аминь» и убедил себя в существовании Господа.
— И что, в таком случае, делать?
— Единственное, что вообще стоит делать в этой жизни: полагаться на себя.
— Не всегда, — сказал Хуан, откладывая шпагу. — Существуют вещи, которых нельзя сделать, как ни старайся.
Рокэ ответил не сразу: убрал книги со стола, сменил рубашку, вытащил из шкафа камзол, зачем-то придирчиво его рассматривая. Через полчаса-час в доме начнут просыпаться, и не факт, что младший наследник задержится на завтрак. Подойдя к двери и взявшись уже за ручку, он обернулся и подмигнул:
— В таком случае, я намерен доказать обратное — и не только тебе.
***
Лязг клинков наполнял просторный проветренный зал на втором этаже. Дона Рубена, так и не ставшего его господином, Хуан видел либо отъезжающим на коне, либо со шпагой в руке, третьего не дано. Несколько раз ему доводилось наблюдать эти поединки, хотя зрелище оставляло на душе неприятный и даже грустный осадок: не потому что братья дрались в молчании, не беседуя даже взглядами, не потому что дон Рокэ проигрывал, а потому что Хуан знал о причинах и первого, и второго.
Если сигануть с берега в ледяную воду, остановится сердце; приучая себя к холодной воде на постоянной основе и закаляя организм, можно повысить иммунитет и оградить себя если не от моментальной смерти, то хотя бы от некоторых болезней. Одно дело — бесцветная и безвкусная вода, другое — проникающий внутрь яд, отравляющий кровь и разум. Малой дозы в чистом виде не существует, и у каждого есть свой предел, не отмеряемый ничем, кроме собственной природы. Господин герцог закрывал глаза на этот предел, подтверждая городские слухи о том, что он не щадит никого — и в первую очередь своих сыновей.
Какая извращённая форма равенства — ни капли пользы и столько вреда…
Его никто не звал, но и не прогонял. Устроившись на подоконнике, Хуан внимательно следил за поединком. Сколь бы ни были непроницаемы чужие лица, в бою раскрывается душа, хотя иногда обманный ход решает всё. Сейчас был коронный час этого обмана, вопрос лишь в том, догадается ли об этом дон Рубен.
Средний наследник рубил сильно, если не сказать «жестоко»: пощады в этом доме не знал никто, что к себе, что к близким, тем более когда «близкие» далеки друг от друга, как звёзды от земли. Но постоянство побед застилает глаза даже самым искушённым бойцам: можно было заметить, что дон Рубен заскучал и не рассчитывает на иной исход поединка. Самые изысканные удары и финты могут надоесть, если заканчиваются одним и тем же — дону Рокэ оставалось лишь подыгрывать, хотя, пожалуй, он немного переигрывает сегодня… Не добившись от своего сеньора какой-либо определённости, Хуан без обиняков расспросил Тересу и добился ответа — владение шпагой двумя руками, иммунитет к ядам, всем, какие были известны и доступны, и прочие наследственные традиции дома Алва, из-за которых эти дворяне умудрялись стоять особняком даже среди остальных дворян. Уже самостоятельно он вычислил то, что теперь не мог называть иначе, кроме как подлостью: в уличных драках, тайных дуэлях и поединками с собственным слугой младший наследник без проблем применял как силу, так юркость и вообще все свои достоинства с завидным для своего возраста мастерством. Просто как-то так получалось, что домашнее натаскивание на ядовитые травы совпадало по времени с традиционной дуэлью…