Прогремел выстрел, пуля просвистела над правым плечом Рокэ и завершила свой путь где-то очень далеко. Старый матрос обрекал себя на смерть. Они не могут отказаться от манёвра из-за одного-единственного члена экипажа, пусть тот и слетел с катушек.
Как в тумане, Хуан проследил, как узкая рука выхватила шпагу… Никаких сомнений в том, что буря не помешает Рокэ заколоть одного недоумка, пусть тот и вооружён, и напуган до трясучки, и столь же разозлён. Хотя кто из них зол сильнее, можно лишь гадать — один побелел, как смерть, и выкрикивает проклятия, другой молча готовится нанести удар и поджидает волну, чтобы труп смыло сразу же.
Всё проще простого — старпом убирает непокорного, и непокорный идёт на дно. Никто никого не осудит, потому что выбора нет.
Оторвавшись от скользкого борта и прицелившись, Хуан метнул нож, пригвоздив матроса к мачте — раньше тот захлебывался криком, а теперь — кровью. Всё будет в порядке… Они доплывут без бунта. Взгляд Рокэ ничего хорошего не предвещал.
Ну, простите, я всего лишь исполняю клятву. Тем более…
— Распоряжайтесь, капитан! — крикнул Хуан. — Это ваш корабль!
…судно прошло почти по краю черты подводных камней, но на мели оно было в безопасности. Пустынный берег обладал лишь скромной тропинкой, ведущей через небольшие заросли в городок — чёрт знает, куда их занесло, но в конце дороги слышалась испанская речь.
— Капитану, пожалуй, и вправду не стоит начинать с убийств, но ты старался зря, — что ж, Рокэ понял его правильно, но не счёл нужным одобрять. — Они так и так меня не примут, а заколоть орущего господина я мог бы и сам.
— Не сомневаюсь, но вы все ещё передумаете. Нам же надо вернуться домой, дон… капитан.
— Дон капитан, — повторил он и засмеялся. — Звучит неправильно… Мне нравится.
Их прибило чуть западнее Овьедо, к выжившим и голодным морякам местные отнеслись с теплотой и должным пониманием — их накормили. Хуан не заметил, в какой момент и куда делся его господин, но выработанное чутьё подсказывало, что он на корабле или около него: с самой первой поездки в Аликанте следовало искать Рокэ ближе к морю. Теперь казалось, что так было всегда, хотя изменилось многое.
Никто не решился строить планы без Алвы, впрочем, возмущения в команде это не вызывало. Они просто отправились на берег, где на фоне светлеющего и теплеющего неба виднелась потрёпанная каравелла. Естественно, Рокэ обнаружился там же и повернулся к ним навстречу.
Хуан переводил взгляд с капитана на экипаж. Самых разных возрастов, разных характеров, разного мировоззрения, одной веры; кто-то уйдёт при первой возможности, но многие останутся до конца, это видно по глазам.
Он сам тоже порывался уйти и не смог. Никогда не сможет, но говорить об этом теперь — излишне.
Не примут, говорите? Примут. Вас все принимают, стоит лишь узнать получше. И глаза ваши, герцог, всё ещё полны льда, за которым прячется прозрачная боль, но её смягчает море. Всё смягчает море.
— Вы пойдёте за мной? — негромко спросил Рокэ.
Моряки шагнули вперёд.
***
1587
Марсель проснулся от пения, и всё бы ничего, если б песня не была о смерти. В круглое окошко светила печальная луна, пахло морем, в каюте больше никого не было, и все сомнения отпали, хотя при сочетании всех перечисленных обстоятельств так и так петь мог только Рокэ. Подумав, что выбрать время и место ещё точнее дон капитан не мог, Марсель выбрался наружу, поёжившись под холодным ветром, возмутился трижды про себя и ещё один раз — вслух и в праведном гневе воззрился на поющего Алву.
— Твои уши вянут от ереси? — осведомился тот, лениво поворачивая голову. Капитан великолепно смотрелся под мачтой, полусидя в застёгнутой чёрной рубашке и глядя в звёздные небеса, но как же здесь холодно, чёрт подери.
Валме вернулся только с парой бутылок вина и какой-то не очень симпатичной, но зато восхитительно тёплой шкурой, которая лежала на кресле.
— Я, — поделился он, плюхаясь на палубу, — практичен. А ты нет. Закутайся в эту штуковину, иначе я разгневаюсь, аки католик на гугенота.
— Не преувеличивай, просто ты здоров, — возразил Рокэ, без лишних пререканий кутаясь в штуковину, спасибо ему большое. — Я вынес себя, на этом всё.
— А меня разбудить не мог?! — обиделся Марсель, откупоривая бутылку.
— Весьма лестно, что ты считаешь меня всемогущим, но было бы проще снять с неба луну.
— Но я хотя бы не храпел.
— Не буду расстраивать…
— Ты уже, — луна, холод и запах моря настраивали на откровенность, не говоря уж о согревающем вине. — Ну вот кто так делает?! Полез, пропал, потом упал, теперь на палубе валяешься и страдаешь…
— Довольно затруднительно страдать, когда ты упрекаешь за это по десять раз на дню, — переведя на человеческий язык, Марсель решил, что его похвалили, и не стал переспрашивать на случай обратного.
— Пойдём хотя бы внутрь, — вышло, наверное, не очень жалобно, потому что холод бодрил и заставлял говорить резче. — Если ты тут простудишься, Хуан меня казнит.
— Здесь лучше, — полуулыбнулся Рокэ, прикрыв глаза. — Во всяком случае, есть, чем дышать. Морской воздух лучше любого лекарства…
— Что ж ты раньше не сказал? Мы бы тебя под парусом положили, и никаких старушек с противоядиями.
— Если честно, я пошёл на палубу в последний раз взглянуть на море и умереть, а получилось строго наоборот… — Он ещё и издевается! — И хорошо получилось, иначе бы Хуан действительно тебя казнил.
— Я бы казнил себя первый, — буркнул Марсель.
— Вряд ли. Ты на удивление хорошо переносишь всякие гадости…
И что с ним делать? Человек привык, что его ненавидят или не понимают, или и то, и другое — и как объяснить, что он тоже важен, сам по себе, без непобедимых головорезов, шустрых кораблей и государственного золота? Рокэ снова запел, предоставив мыслям виконта блуждать в гордом одиночестве. Собственно, мысли далеко не ушли, и это было печально.
— А ты уверен, что за Дрейком пойдут ещё корабли? — надо срочно о чём-нибудь заговорить, иначе свихнуться можно. — Он так-то похож на одиночку…
— Я бы на его месте никому не говорил о своих планах, — отозвался Алва. — Но раз уж информация просочилась в порт, у Дрейка оставалось два варианта — либо взять с собой людей, готовых прикрыть спину, в чём он вроде бы не нуждается, либо пустить всё на самотёк и допустить в свою операцию других искателей сокровищ.
— То есть, они могут и не сопровождать Дрейка, а охотиться за своей наживой?
— Лично мне без разницы, пока наживаться планируют на Испании. Кто-то в любом случае сядет ему на хвост, и мы должны поймать хотя бы кончик этого самого хвоста.
— И чего мы ждём? — язык виконта сморозил глупость раньше, чем до этого дошла мысль. — Ой, извини…
— Не меня, — возразил дон капитан. — Пока вы не продадите весь товар, который висит на «Славе», никто никуда не поплывёт. Мы же должны отплатить им за помощь, хотя бы так…
— Та-ак! Ты хочешь сказать, когда мы с Луиджи сбежали с ярмарки в порт, мы отсрочили отплытие?!
— В каком-то смысле. Я же говорил…
— Давно было, — увильнул Марсель. На самом деле, недавно, и это был даже не разговор, а целое поручение, но он так обрадовался, что Рокэ вообще разговаривает, что пропустил добрую половину мимо ушей.
Взгляд невольно задержался на неприкрытой шее Алвы, испещренной бледнеющими царапинами. Когда задыхаешься, по-настоящему задыхаешься, раздерёшь себе что угодно, лишь бы глотнуть воздуха…
— Тьфу на тебя, расстраиваешь, — не мудрствуя лукаво, Валме запил страдание вином.
— Повторяешься, — меланхолично заметил Рокэ.
— Может, хоть так до тебя дойдёт!
Возглас остался без ответа. Тучи затянули звёзды… А эту песню он уже слышал, кажется, от Луиджи. Лей-лелей-лелей… Что-то там про любовь, или опять про смерть, или про любовь и смерть в одном флаконе — типичные испанцы, им подавай сердечную боль, усаженную красивыми розами, чтобы не было видно слёз.