— Что мне делать, если не шутить? — Луиджи отдал бы что-нибудь бесценное, чтобы увидеть лицо Марселя при этих словах, но Марсель уже скрылся из поля зрения, и голос его звучал с порога каюты: — В чём дело, мы забыли продать кусочек мыла?
Силой воли заставив себя взбодриться, боцман обернулся следом. Если разбить шкалу выражений лиц Хуана на десять степеней недовольства происходящим, то это была одиннадцатая.
— Иногда я жалею о некоторых клятвах, — уклончиво, но от этого не менее мрачно сказал Суавес. — Месье виконт, вас не затруднит отобрать весло у дона капитана?
— Весло? — нежнейшим голосом переспросил Марсель, и по спине у боцмана побежали мурашки. — Кто-то сейчас огребёт.
Луиджи стало настолько интересно, что он даже проснулся. В общем-то, что старпом, что виконт были абсолютно правы — Алва по привычке сорвался на палубу, но можно хотя бы иногда обращать внимание на самого себя?! С другой стороны, ребят, на полном серьезе собравшихся его отговорить или переубедить, было искренне жаль.
Им повезло поймать Рокэ ещё в пути, ну, как поймать — намеренно Марсель навернулся или нет, но ловили в итоге его.
— Далеко собрался? — воистину, надо быть Валме, чтобы, поскользнувшись, опираться на локоть спасителя с таким видом, будто это не падение, а задуманная галантность.
— Не дальше Кадиса, — любезно ответил дон капитан, стряхивая с локтя падучего виконта. — Господа, вы собираетесь устроить нечто очень трогательное, так вот не надо. Я от гребли не умру.
А если умрёшь? Сколько можно испытывать судьбу? Неужели тебя не напугал недельный танец на пороге смерти?! Луиджи никогда не понимал абсолютного бесстрашия, граничащего с безрассудством, впрочем, не факт, что Алву занимало именно оно.
— Да хватит ломаться хуже девственницы! — неожиданно для всех заорал виконт. На Марселя явно нашло вдохновение, ну или безумие, и он продолжал: — Если ты сейчас же не…
Договорить ему не довелось — Рокэ так же неожиданно вытащил из-за пояса револьвер. Луиджи не видел себя со стороны, но остальные совершенно точно испугались и напряглись. Правда, никто не успел сделать больше, потому что Алва выстрелил в туман. Из серо-сизой дымки над водой раздался отчаянный вскрик, издавшего который не было видно при всём желании; вскоре Джильди сумел, до боли сощурив глаза, разглядеть очертания мачт… Английские паруса!
— Если я сейчас же не что? — осведомился Алва, как ни в чём не бывало продолжая разговор. Марсель развёл руками, Луиджи на его месте ещё бы не шевелился… Ну, дон капитан… — Ладно, признаю, это было страшновато. Иди грести, раз так хотел. Хуан — на марс, Луиджи — спать. Вряд ли эти ребята по наши души, но пушки им лучше отвести, не переспрашивая.
***
Свершилось! Ему всё-таки удалось попасть на борт! А ведь если бы Ричард не попался на глаза капитану Клиффорду, задержавшемуся в порту, то не попал бы ни на какой «Спай» и сидел бы, ждал у моря погоды на своём «Камелоте». Странное дело, свой корабль было почти не жаль — «Камелоту» самое то болтаться на рейде, как бы ни хотелось порой сняться с якоря и бороздить океаны. Всё-таки есть судна, по которым сразу видно — далеко пойдёт!
С борта пинаса Дик мог разглядеть идущую совсем близко королевскую эскадру. Ещё немного, и они прибудут в Кадис — ему не верилось, но так оно и было! Последняя стоянка в Плимуте оказалась… странной и жуткой, и он с облегчением покидал родную Англию. Что бы ни приключилось с испанцами, они ни за что не догонят сэра Дрейка, ведь летать ещё никто не научился.
Вспоминать о странном разговоре не хотелось, Ричарда то и дело пробирала дрожь, нечто среднее между запоздалым страхом и вынужденной неприязнью. Эти люди, казалось бы, не врали — торгуют и торгуют, дону Рокэ всегда навязывали каких-то купцов, потому что только на «Сан-Октавии» было безопасно. Дику не хотелось подозревать в чём-то нехорошем каждого нового знакомого, но, так или иначе, они больше не встретятся, и переживать ему не о чем. Вообще давным-давно пора выбросить из головы это чёртово прошлое, только оно вонзилось в подсознание, как кинжал с акульей гравировкой, и не выдернуть никак — сам он до этой рукоятки не дотянется.
— Земля по носу! — зычно прокричал вперёдсмотрящий, и Дика тут же захлестнула волна возбуждения, отбросив в сторону все неуместные мысли. Он — на корабле, он идёт в бой, а главное — он на море, и никакие сокровища мира…
— Послание сэра Дрейка!
На палубах идущих в бой кораблей сегодня читали вслух письма и послания лорда адмирала. Ричард уже выучил его наизусть, но каждый раз слушал внимательно, приоткрыв рот и жадно внимая каждому слову. Вот они, слова настоящего моряка!
«Ветер командует мне — ступай! Наш корабль уже под парусами. Дай Бог, чтобы мы, страшась Его, жили так, дабы наши враги могли сказать…»
Наши враги — такие же люди, как и мы, только молятся на другом языке да вершат крестный ход не в том направлении. Если столь обожаемому тобой Богу угодно братоубийство…
«…могли сказать, что сам Господь сражается на стороне Её Величества как за границей, так и на родине…»
…что на родине, что за границей — одно и то же. Что до Его Величества, пожалуй, вы бы нашли общий язык на почве веры — ах да, католики — ось зла, ну как я мог забыть! Это, разумеется, круто меняет дело…
«…а также дарует ей долгую и счастливую жизнь и неизменную победу над врагами…»
…жизнь — единственное, что у нас есть с рождения и чего у нас так просто не отнять. К сожалению, человечество лёгких путей не ищет, и жизнь даётся в комплекте с необходимостью за неё бороться.
Ричард неуклюже тряхнул головой, прогоняя голоса. Он не выносил, когда убийца отца заговаривал о жизни, но тогда был маленьким и глупым и слушал с раскрытым ртом. Дурак! Теперь ничего не поделаешь. Можно лишь вспоминать и запоздало придумывать подходящие ответы…
Придумывай, не придумывай, всё одно — ничего не изменится. А дон Рокэ жив… Отец мёртв, а этот хладнокровный убийца, смеющийся над всем, от Бога до смерти, жив! Большей несправедливости Ричард в мире не встречал, теперь он ещё и причастен — попытался уравновесить две жизни, да не вышло. Как дон Рокэ вообще может говорить такие вещи?! Наверняка лишь для того, чтобы сказать — ну не может быть у самовлюблённого аристократа такого жуткого опыта, чтобы учить кого-то ценности жизни! Дон Рокэ говорил про жизнь, убивая свободной рукой… Иногда Дику хотелось прокричать — да что вы вообще об этом знаете?!
Вы когда-нибудь умирали от страха в собственной каюте, на своём родном корабле, зная, что им заправляют уже чужие люди? Вы когда-нибудь умирали от одиночества, не имея шанса дотронуться до своей семьи? Вы когда-нибудь умирали?
Сколько бы он ни злился, не выходило полностью отвернуться от испанского корабля. Ричард закрывал глаза и сжимал кинжал, но через кровь и сталь просвечивали тёплые, домашние улыбки, постепенная привязанность к осиротевшему ребёнку, разбитые коленки, первая дуэль, первый меч, первый нож, морские узлы и рисование карт — Дик до сих пор зачем-то помнил, как долго и кропотливо штриховал Португалию.
— Ну, готов? — кто-то из старших офицеров как ни в чем не бывало растрепал ему волосы, и у Дика защипало в глазах. Этот жест…
— В-всегда готов! — выпалил он, отворачиваясь, чтобы проверить шпагу.
— Тогда вперёд!
…садилось солнце, когда английская эскадра двинулась в бой. Шедшие впереди разведочные пинасы бились о скалы, крупные галеоны заряжали пушки, «Спай» тоже мог отправиться на место раньше всех, но шёл следом, аккуратно лавируя между уже известными опасными местами. Закончив помогать с ядрами, Ричард вернулся на верхнюю палубу, чтобы на полминуты зажмуриться от бьющих в лицо закатных лучей. Вот он, Кадис — так не хотелось тебя запоминать, но знакомой кажется каждая скала.
Атаковали неожиданно, он едва успел вернуться вниз. Грохотали пушки, всё вокруг затягивал сизый дым; солнечные лучи горели пятнами крови на беспокойном море, на море, взволнованном чужой смертью и чужой кровью. В порту у испанцев болтались едва ли не одни галеры, и это было очень, очень глупо с их стороны — разгром свершился в считанные минуты, или это Дику так показалось за пальбой.