Васильев Владимир
И НИКАКИХ ФАНТАЗИЙ!
Фантаст Петров, не без изящества вырвавшись из метафорического миража эпилога, поставил последнюю точку, указал дату завершения и устало откинулся на спинку стула. По физиономии его блуждала самодовольная и оттого глуповатая улыбка, какая, видимо, невольно возникает на утомленных ликах разрешившихся от бремени мадонн.
Фантаст Петров шумно выпихнул из груди застоявшийся комок воздуха, которым сперло его дыхание в последние мгновения творческого оргазма, и громко провозгласил:
— Все!.. И больше никаких фантазий!..
Он явственно ощутил, что не в силах дольше драпировать в «галактические одежды» свой голенький дух, дрожащий от отчаяния, обиды страха, гнева и множества других эмоций негативного ряда терпеливо дожидавшихся его возвращения реалий бытия.
Да и куда им, сердешным, было деться, пока фантаст Петров оставался существом социальным, очень болезненно ощущавшим многочисленные свои связи с обществом. Разумом-то он понимал тривиальную правоту йогов, утверждавших, что человек становится свободным, когда ему уже ничего не надо ни от неба, ни от земли. Но совет этот, казалось ему, подобен рекомендации отрезать голову, чтобы избавиться от головной боли. Человек, которому ничего не надо, есть кто угодно: йогин, арий, полубудда, четвертьатман — но только не человек. А задача состояла в том, как решить человеческие проблемы, оставаясь человеком. Все тот же неугомонный разум фантаста Петрова не мог согласиться с глашатаями многочисленных «духовных школ», рассматривавших телесную жизнь человека как некое отбытие срока наказания или, в лучшем случае, как командировку на захолустную планетку в грязный греховный мирок. Это было бы слишком просто и даже утешительно. А к простым решениям фантаст Петров относился с подозрительностью. Как и к так называемому «реализму», которого, по мнению фантаста Петрова, не могло существовать в искусстве. Просто кто-то не без корысти пытается выдать за реальность тот лоскуток бытия, который ему удалось разглядеть через замочную скважину своих убогих сенсоров (для незнакомых с терминологией фантаста Петрова: имеются в виду органы чувств).
Даже если теоретически допустить существование Создателя, Абсолютного Духа, озабоченного суетой сует человеческой (чего практически фантаст Петров, будучи действительным реалистом, допустить не мог), то крайне неразумно было бы со стороны этого Атмана-Бога даровать человеку жизнь на муки, на стремление удушить жизненные проявления, свойственные только этой форме бытия Духа. Нет! ОН мог отправить творения свои, детей своих лишь за тем светом, который способна излучать только Жизнь Человеческая, а не то, что за ней или вне нее. Это свет счастья и радости человеческого бытия, без которого блекнет Божественное Сияние. А если смотреть правде в лицо, к чему был склонен фантаст Петров, то кроме Света Счастья и Радости Человеческой никакого другого истинного света и не существует. Все прочие — лишь мечта человечества об этом.
Так думал фантаст Петров. И не особенно навязывал свое мнение окружающим. Но как человек пишущий и изредка публикующий свои писания, не мог, разумеется, оставить свое мнение при себе.
Однако как раз с этим Светом Счастья и Радости и наблюдался очевидный «затык» в жизни не только самого фантаста Петрова, но и всех недавних граждан громадного и, увы, не слишком «светоносного» государства с неблагозвучной, но привычной аббревиатурой СССР, ныне замененной чуть более печатной, но корявой, как обломки табурета — СНГ.
Как ни расшифровывал фантаст Петров эти магические символы, ничего хорошего не получалось: то ли Столпотворение Нищих Голодранцев, то ли Союз Наивных Голопузиков, то ли, увы, — Самое Натуральное Гуано…
Ни в одном из осколков бывшей якобы «империи» не наблюдалось ни подлинной Независимости, ни достойной уважения Государственности, ни искреннего Содружества между ними — лишь более или менее искусное надувание щек перед очередным вгрызанием хищных челюстей в тело бывшей общей родины, одновременно поливаемой потоками испражнений. И в этом судорожном утолении животного голода власти и богатства ощущался страх, неуверенность в завтрашнем дне, внутреннее сознание преступности, бесчеловечности творимого под завывание идеологических фанфар, то и дело «дающих петуха».
Нет, не ощущал фантаст Петров Света ни в жизни новых властителей, ни в жизни прикрывающихся ими нуворишей. А если даже «хозяева жизни» не счастливы в этом государственном образовании, то зачем оно?..