— «Летучий Голландец истории» — это кое-что, — самодовольно оценил Петров свежеиспеченное. — Только от этого ли корчится «улица безъязыкая»?.. Даже если и от этого — дохлое это дело — расшифровка метафор. Особенно, для «улицы», которая нынче делает деньги… Нет, все-таки это не то… «Летучий Голландец» может доставить интеллектуальный кайф только таким же шизикам, как я или фантаст Васильев. Сам такой. Он может даже как член общественного совета «Звезды Востока» порекомендовать его редакции, как иногда не без успеха делал… Но не то… Содержание явно не обрело своей Формы.
Надо ждать… Ждать Первой фразы…
Фантаст Петров выключил торшер и закрыл глаза, откинувшись на спинку стула. Петров-младший уже спал. «Старшая жена», лежа на диване, почитывала израильский юмористический журнал «Беседер» и изредка тихо подхихикивала. Но очень изредка и очень тихо… Юмор на уровне: «В Тель-Авиве нету крабов, значит, слопали арабы» ее уже не развлекал. Так что фантасту Петрову ничто не мешало мирно медитировать в поисках Первой Фразы…
Замельтешили мысли о работе. Весьма сильный центр притяжения, но побоку, побоку!..
Ощутилось смиренное одиночество «младшей жены». Это, конечно, не побоку. Напротив, оно должно стать внутренней сутью вожделенной Фразы. Его надо постоянно чувствовать, но не зацикливаться на этой боли…
Глубже, глубже в Тишину, в которой ждет своего часа истинный голос фантаста Петрова.
Он видел, как медленно раскаляется в его ментальном пространстве жалость к любимым, вынужденным страдать не только по его вине. Свою бы он постарался искупить. Но ощущая слепую и злую чужую волю, нагло вмешивающуюся в его жизнь, фантаст Петров не мог позволить себе роскоши очистительного самобичевания. В данной ситуации оно бесплодно. И по сути являлось бы трусливым бегством с поля боя за своих любимых.
А у фантаста Петрова было единственное поле боя, на котором он представлял ощутимую угрозу для невидимого противника — лист бумаги. И оружием его было Слово. Банально, но соответствует истине.
За свою не слишком долгую и не слишком удачную творческую жизнь фантаст Петров имел возможность несколько раз убедиться в силе воздействия собственного слова. Правда, не тогда, когда оно было опубликовано, а когда непосредственно было обращено к ближним его.
Когда-то ОНО вынудило принять кардинальное решение ныне покойного отца фантаста Петрова, потом ОНО увело в дали-дальние его мать. Это он осознал только потом, когда уже было поздно… Однажды ОНО испугало «старшую жену», ощутившую в НЕМ истинную силу его любви к «младшей», позже ОНО ошеломило «младшую жену», почуявшую в нем неискоренимую силу его любви к «старшей». Именно Слово разрушило их первоначальную тройственную идиллию. Впрочем, Слово не только фантаста Петрова, который стал остерегаться «лирики», ибо в искренности своей она оказывалась разрушительной, а без искренности никому не нужной. Были и иные Слова, не всегда произносимые, а лишь ощущаемые, отчего их разрушительная сила не уменьшалась.
Но так же точно фантаст Петров знал, что Слово его творило и любовь. Собственно, оно и было любовью. «И стало Слово плотию и обитало с нами…»
Всю жизнь свою фантаст Петров стремился к Слову, творящему любовь… Но, увы, зачастую нам, действительно, «не дано предугадать, как наше слово отзовется…»
И вдруг Первая Фраза сверкнула! Петров сразу понял, что это именно ОНА, хотя звучание ее было по-мальчишески коряво и вызывающе, но это искупалось эмоциональной точностью обращения:
«Малоуважаемые господа Президенты!»…
Фантаст Петров чувствовал, что за этой фразой стоит то, что он искал. Трудно сказать, нужно ли это Большой Литературе?.. Скорей всего, нет… Но фантасту Петрову нужно позарез! Ему надоело быть бессловесным политбараном.