- Как играют? – поинтересовалась, смачно жуя.
- Хуже некуда, - сообщил он, стараясь не чавкать. – Не ошибусь, если предположу, что ребятки столковались на ничью. Типичная договорная.
- Погодите, наши ещё покажут армейские зубы, - пообещала фанатка ЦСКА с набитым ртом.
- И годить нечего, - не поверил фанат «Спартака».
- Спорим? – предложила она, не отрываясь ни от колбасы, ни от экрана.
- На что? – загорелся он, поворачиваясь к ней.
Аня призадумалась, чтобы не продешевить на призе.
- Если наши выиграют…
- Или наши, - смело добавил он себе более жёсткие условия.
- Пусть так: если матч закончится чьей-либо победой, то… - и снова притормозила, жуя и ещё раз прикидывая цену приза, и, наконец, посветлев глазами и улыбкой, сообщила ставку: - …то вы будете негласным куратором моей докторской.
- Замётано, - не раздумывая, согласился он, уверенный в своём выигрыше. Услышав знакомое слово, Анна Владимировна обвиняющее уставилась на него, расширив глаза, а он – невинно в ответ, и оба, еле сдерживаясь, трясясь телами и стиснув зубы, чтобы не выронить полунедожёванной, заквакали глухим смехом, тщетно стараясь проглотить разом всё то, что скопилось во рту. Наконец, Викентию Алексеевичу это удалось, и он продолжил пари:
- А если останется ничья – и она будет – то вы… - необидное и лёгкое наказание пришло на ум мгновенно, - переходите в фанатский стан «Спартака». Идёт? Тем более что вам всё равно, за кого болеть – все наши! Согласны? – и выставил открытую ладонь. Она смазала своей, отсчёт пари пошёл, а колбаса кончилась.
Собранные с подола и брюк крошки пригодились для удобрения искусственных цветов. Облегчённо вздохнув и осоловев, оба уставились на экран. То, что там происходило, добавило осоловелости. Впору бы занять более удобное положение, лучше бы горизонтальное, но приходилось из этических норм терпеть неудобства и болтовнёй подло мешать соседу задремать.
- Так и кажется, - начала Анна Владимировна, скованно сцепив руки на коленях, - что вы знаете о футболе буквально всё, больше, чем любой тренер или спортивный обозреватель.
Обрадованный темой Викентий Алексеевич пошевелился, разгоняя кровь, сосредоточенную вокруг желудка, распрямил и сложил друг на друга ноги, хотел потянуться, но не осмелился и только откинулся на спинку дивана, положив на неё руку.
- Таков крест настоящих фанатов, - вздохнул обречённо.
- Хорошо бы к тому, чтобы знать, ещё и уметь. - «Хорошо бы» - согласился в душе Викентий Алексеевич – «но не обязательно – с умением без знания далеко по жизни не шагнёшь». – А то многие, - раздражённо продолжала зудеть Анна Владимировна, - особенно у нас, в науке, - «намёк?», - не о присутствующих будь сказано, - «тогда – скажи», - на языке – мастера, а на деле – профаны дутые. – «Что сделать: обидеться, возразить, смолчать?». – Вы-то, надеюсь, не из них, хотя бы разок пинали настоящий футбольный мяч?
Отрицать не хотелось, но и врать – тоже.
- Хотя бы и не пинал, ну и что? – окончательно продремался он от неприятного вопроса-предположения. – В науке, между прочим, есть уважаемые всеми учёные-фундаменталисты, которые ничего не умеют и долго, а многие – и всю жизнь – хлеб даром едят. Так вот: я – футболист-фундаменталист. – Она тоже оклемалась и рассмеялась. – И не смейтесь, - разозлился он, - надо будет – пинну, через всё поле перепинну… если поперёк.
Она ещё пуще развеселилась.
- Не забудьте прихватить на поле и всю вашу ораву – им тоже полезно поразмяться, - и неприлично заржала: - Извините, представила ваших импровизаторов и… этого… ой, не могу! – От смеха у неё слёзы выступили на глазах. – Вашего знаменитого пузача-изобретателя… ха-ха-ха... в трусах и майке. – Она утёрла слёзы. – Соперники от смеха ни разу по мячу не попадут.
- Вам просто завидно! – вступился за свою команду Викентий Алексеевич.
- С какой стати?
- С женской, - и объяснил: - вам-то никогда не удастся попинать.
Анна Владимировна призадумалась, убрала улыбку, сосредоточенно уставилась на экран, где игроки изобретательно не попадали в ворота друг другу из самых выгодных положений, и вдруг сладко и протяжно, со звуком, зевнула, прикрыв рот ладонью, и напичканный достоинствами гость сразу сообразил, что пора сматывать удочки.
- Пойду, пожалуй, - вставая, обрадовал хозяйку, - интересного кина, точно, не будет, а счёт я знаю.
Она не возражала и тоже поднялась, чтобы выпроводить засидевшегося фундаменталиста. У лифта они подали друг другу дружеские руки, ему вежливо предложили забегать, когда вздумается, он нажал на кнопку «1», дверца захлопнулась, и он упал на землю.
На ней заметно потемнело и посвежело. Нетерпеливые коммунальщики уже зажгли фонари. Дышалось легко, и Викентий Алексеевич решил продолжить прерванную оздоровительную прогулку начатой с утра новой жизни. Он был доволен собой, не ударил лицом… нет, чего-чего, а грязи там не было, понравился всем Аннам, особенно младшей. Да и старшая лебезила во время ужина - могла бы и две котлеты положить! Про Аню и говорить нечего. Как он умно раздолбал её диссертацию! Баба ничего не только сзади. Он удовлетворённо хохотнул и перешёл на упругий спортивный шаг.
- 5 –
Моложавый мужчина творческих лет и всё ещё рыхлого конторского телосложения, с гладким лицом, не обезображенным морщинами прошлых страданий и нынешних забот, энергично вбежал в коридорчик-курилку, бодро прокричал в задымлённое пространство: «Привет!» и, бросив на ходу: «Кончайте травиться – у меня есть для вас преинтереснейшая информация», не задерживаясь, проследовал в производственное помещение. Заинтригованные сотрудники не замедлили минут через десять собраться в большой комнате, густо заставленной кульманами, и тревожно сгрудились на стульях у окна. Но услышали поначалу знакомое и вовсе не интересное:
- Спешу сообщить вам ещё одно пренеприятнейшее известие…
- Нас посылают на Олимпиаду в Пекин? – догадался шустрый Гусар.
- Ага, рикшами, - дополнил Старче.
Чёрный глашатай не соизволил прокомментировать прозорливые догадки и мрачно продолжил с насупленным от тяжкой стрессовой новости лицом:
- Уже всё научное сообщество города подняло тихий хохот над нашей мужской немощью…
- В каком смысле? – попросил уточнения обидевшийся Старче. – У меня, к примеру, двое детей, у Циркуля – одно…
- В этом нехитром деле, - перебил шеф, - мы преуспели, ничего не скажешь – ни силы, ни ума не надо. Про Фигаро вообще скоро новую оперу с эротическим сюжетом напишут…
- Фигаро – здесь, Фигаро – там, скоро получит по рогам… - проблеял скороговоркой Бен-Григорион.
- А ещё что вы можете? – лишил Фёдора ответной отпорной арии режиссёр. – В зеркало бы смотрелись прежде, чем детей делать! – Зинуля с Нинулей тоненько захихикали, прячась за спину Марьи Ивановны. – Обиднее и стыднее всего, что над нашим амёбообразным сложением смеются все окрестные женщины, и не только наши, - Викентий Алексеевич обратил хмурый взор в сторону женской фракции института. – Вы, Мамма-мия, смеётесь?
Та подтолкнула дужку очков, открыла рот и недвусмысленно выдала громко и резко:
- Ха-ха-ха!!
Ей вторили Зинуля с Нинулей:
- Хи-хи-хи!
- Вот! – удовлетворился экспериментатор. – Факт – на губах! Но ещё паскуднее, когда смеются эти… бабьё из посудо-хозяйственного, вместе со своей дебелой директоршей.
- Напрасно ты так, - укорила Марья Ивановна, вступившаяся за бабьё, - Анна Владимировна – очень симпатичная и умная женщина, хорошо сложена для своих лет и держит себя в теле – не чета вам, разгильдяям.
Викентий Алексеевич покрутил головой, прогоняя смущение.
- Ну, если только сзади… - промямлил он, не сдаваясь. – Но не о том разговор. А о том, что, как они утверждают, ни одному из нас не пнуть футбольного мяча так, чтобы он улетел с поля на трибуну.
- А зачем его туда пинать? – заволновался Серый. – Я раз сидел на трибуне, а какой-то костолом пнул в меня с поля. Хорошо, что я увернулся в последний момент, а мяч врезал по кумполу сзади сидящей бабе-раззяве.