С самого начала он мог действовать иначе, мог бы и не ездить за следственным чемоданчиком и не выпрашивать его. Мог бы отвезти на экспертизу сам листок с угрозой. Но в таком случае ему для идентификации отпечатков пришлось бы везти в Полтаву и бидончик из-под молока, с которым ходил к «итальянцу», просить у Полищука заявление Бондаря не на пять минут, а на день-два и таким образом волей-неволей открыть тайну Пидпригорщуков. А этого ему не хотелось. Да и отпечатков пальцев Грицька Ковтуна у него еще до сих пор не было, а здесь, на месте, он уже как-нибудь ухитрился бы раздобыть и их. А главное — чтобы сдать все в научно-криминалистическую лабораторию, должен был бы придать этой истории официальный ход, что Пидпригорщуки просили его не делать.
Коваль все время чувствовал себя в Выселках неловко. И не только потому, что жил у чужих людей, хотя и по их просьбе, и они принимали его со всей сердечностью. Он просто не привык вести розыск неофициально, точно какой-нибудь частный детектив. На душе у него иногда становилось неуютно, так, будто он сам нарушил закон.
Дмитрий Иванович еще раз заглянул в «дипломат», словно не верил своим глазам. Так и не увидев в нем злосчастного листка, застегнул его, положил на старое место, на диван, и вышел из дома. Полковнику вспомнилось где-то прочитанное выражение — кажется, Стендаля: «Чтобы двигаться, необходимо испытывать сопротивление». Теперь он его ощутил.
Во дворе царила тишина, так же тихо было и на соседних подворьях — заканчивалась уборка урожая и люди находились в поле от зари до зари. Косые лучи утреннего солнца вызеленили и позолотили холмы, подкрадывались к ивняку над Ворсклой, к ее серебряной воде. Дмитрий Иванович, размышляя, по привычке ходил по двору. Подумал, что и на этот раз, наверное, не обойдется без своего графика: обычно он расписывает на бумаге все «за» и «против», очерчивает круг действующих лиц. Но пока он выстраивал этот график в голове, решив, что, если так не поможет, тогда уже сядет с бумагой и карандашом в руке. Сейчас он более детально рассматривал факт общего владения обоими Пидпригорщуками отцовского дома — в нем двум разросшимся семьям действительно стало тесновато, раздумывал о возможности скрытого конфликта из-за этого наследства, в результате которого младшие Пидпригорщуки «выталкивали» старших. Но почему в таком случае к нему в Киев приезжала не только испуганная насмерть жена Василя Пидпригорщука, но и Петро? Да и дружеские отношения между родственниками, которые он наблюдал, не давали основания подозревать конфликт. Разве только то, что Лида почему-то избегает деверя, хотя с его женой Олей живет душа в душу.
Дмитрий Иванович возвратился в дом, открыл следственный чемоданчик и начал посыпать порошком следы прикосновений на своем «дипломате». Старался понять «куи продэст», как сказано в праве, то есть «кому это выгодно». Ясно, что тетрадный лист выкрал человек, боявшийся разоблачения: Коваль не скрыл от Пидпригорщуков цели своей поездки в Полтаву. Человек, который клеил записку, оставил на ней отпечатки своих пальцев и, естественно, испугался…
Кто же это может быть?
Жена Василя Оля?
Ни в коем случае! Ведь это она, испугавшись за мужа, умоляла его приехать и найти того, кто угрожает ее Василю. Начитавшись книжек о сыщике Ковале, она уговорила и Петра съездить с ней в Киев и найти его.
Брат Василя Петро? Но он так же, как и Оля, забеспокоился и бросился на помощь… Впрочем, возможно, вдруг изменились какие-то обстоятельства и Петро… Дальше Коваль не развивал своего подозрения — у него на это не было никакого основания.
Но все-таки «куи продэст», все же кому выгодно было, чтобы Василь Пидпригорщук уехал из Выселок? Такого не может быть, чтобы никто не извлекал из этого выгоды, пусть не прямой, материальной, а, скажем, моральной…
Коваль закончил снимать отпечатки пальцев с «дипломата», закрыл следственный чемоданчик и снова вышел во двор. Он опустился на скамейку и, механически оглядывая прекрасный пейзаж, Ворсклу, далекую заречную даль с песками, лугом и сосновым бором, ясное, словно невесомое, прозрачное небо над ней, которого как будто и не было вокруг, вытащил из кармана «Беломор» и закурил, продолжая разгадывать головоломку.
Подойдем, сказал себе, к проблеме еще раз со всех сторон: кому он таки мешает здесь, в Выселках, этот Василь Пидпригорщук?
Ну конечно, местным пьяницам, хулиганам и ворам. Он вырос на этих выселчанских холмах, всех знает, его не обманешь, к тому же человек решительный, упорный, от него не отвертишься, не откупишься… Он, Коваль, уже более-менее полно определил круг наиболее «пострадавших» от командира сельской дружины и, казалось, был близок к разгадке тайны тетрадного листка, но неожиданное похищение его смешало ему все карты. Теперь нужно было искать какие-то обходные пути, чтобы найти автора угрожающего послания.