На образ мужа накладывались воспоминания о Журавле — то идущего ей навстречу где-то во дворе, то стоящего рядом с мужем, то лежащего на тахте в своей квартире…
— Журавель еще успевал и сапожничать, — словно издалека услышала она голос Коваля. — Много к нему заказчиц ходило?
Она открывала глаза, и снова вырисовывался перед ней полковник милиции, сосредоточенно глядевший на нее.
— Да, он шил. По-моему, немного. Вячеслав говорил, что только своим подружкам. Как-то видела у него туфельки, просто очарование, обещал и мне, да не собрался, — добавила женщина. — Бог с ними, с туфельками…
— Вы знаете кого-нибудь из его заказчиц?
— Пожалуй, нет, — произнесла, подумав, Варвара Алексеевна. — Портниха одна к нему частенько наведывалась, а больше так, прибегали-убегали. Мне не было дела их выслеживать… Но чаще всего Вячеслав говорил о машинистке из института, Нине. Вообще муж не одобрял такой калейдоскоп приятельниц, какой был у соседа. Придет, бывало, от него и возмущается, мол, черт знает что творит Антон! И бабенок этих, в общем, не жаловал. Разве что машинистку жалел. Очень, говорил, милая и очень несчастная. Ко всем бедам ей надо было еще и в Антона влюбиться… А тот только голову морочит… Я ее тоже встречала здесь, довольно миленькая на вид…
На вопрос полковника, не знает ли она, кто был вчера у Журавля в гостях, Варвара Алексеевна молча взялась за голову. Ссылаясь на невыносимую головную боль, женщина поднялась с дивана и сказала, что не может больше разговаривать. Коваль видел, как на ее лице действительно все сильнее проступали красные пятна, понимал ее состояние и согласился продолжить беседу в другой раз. Кое-какую первоначальную информацию он все-таки сумел получить.
Если бы его спросили, какое впечатление произвела на него Варвара Алексеевна, он сказал бы, что женщина она впечатлительная, во время беседы была крайне угнетена, хотя старалась не показывать этого. Но когда ей это не удавалось, она вздрагивала, с ужасом оглядывалась на дверь, словно оттуда вот-вот должно было появиться нечто страшное.
Впрочем, и неудивительно: о смерти в суматохе будней обычно не думают, но если она входит пусть даже не в твою дверь, а к соседу, то все равно бросает черную тень на все вокруг, оглушает, и от чувства, что она незримо присутствует рядом с тобой, не сразу удается освободиться.
3
Провожая полковника, Варвара Алексеевна выглянула на лестничную площадку. Коваль заметил, как вдруг загорелись ее глаза. «Вот одна, — пробормотала Павленко. — Эта самая Нина».
Дмитрий Иванович увидел худощавую женщину в пальто с дешевым, из искусственного меха, воротничком, вышедшую из лифта. Варвара Алексеевна, очевидно не желая встречаться с ней, буркнула полковнику: «До свидания», — и прикрыла за ним дверь. Дмитрий Иванович был уверен, что она осталась стоять в прихожей, прислушиваясь к тому, что происходит на лестничной площадке.
Молодая женщина подняла взгляд на незнакомого мужчину и остановилась. Лифт тем временем, загудев, ушел.
Коваль, сделав вид, что не обращает на нее внимания, не стал вызывать лифт, а начал спускаться по ступенькам. Увидев, что незнакомец уходит, Нина приблизилась к квартире Журавля и нажала на кнопку звонка.
В этот момент Коваль, словно что-то вспомнив, пошел обратно.
Женщина обернулась, потом взгляд ее заметался по двери, которая не открывалась. И, вдруг заметив, что дверь опечатана, она замерла в испуге.
— Полковник милиции Коваль, — представился Дмитрий Иванович. — Вы к кому?
Столбняк, охвативший женщину, прошел не сразу. Наконец она нашлась.
— Это Антона Ивановича Журавля… — показала на папку, которую держала в руках, пытаясь раскрыть ее непослушными пальцами, — его работа… Я машинистка из института. А что случилось?
Все слова она произнесла как-то робко, не глядя на Коваля, и легкая краска тронула ее молодое приятное лицо. Да и спросила она так тихо, словно не была уверена, имеет ли она на это право.
— Ваш сотрудник Журавель этой ночью погиб, — сказал Коваль.
— Что-о-о? — казалось, не расслышала женщина. — Погиб? Вы сказали: «Умер»? Как это?! Что вы такое говорите?!
Побелев, как снег, принесенный на сапожках, закрыв глаза, не пытаясь удержать выскользнувшую из рук полиэтиленовую панку, она прислонилась к стене и простонала:
— Не может быть! Почему?! Как?
Испугавшись, что женщина грохнется на пол, Коваль приготовился было подхватить ее, но она собралась с силами и, тяжело дыша, открыла глаза. Ее светлые, миндалевидные глаза стали какими-то странными, совсем бесцветными. Она уставилась этими пустыми глазами в полковника, потом почему-то кивнула, словно смиряясь со страшной новостью, механически взяла из рук Коваля поднятую им папку и с каменным лицом отошла от двери, направляясь вниз.