Старушка отложила тряпку, вытерев руки прямо о штаны, что всегда осуждала, торопливо подошла к двери и, приоткрыв её, выглянула наружу.
— Куда?! — тут же закричал на неё Виктор Иванович. — Ты ему ещё рукой помаши, мол, мы здесь!
— А ты думаешь, он нас и так не засёк? — скептически хмыкнула Ева. — Смысл теперь прятаться? Всё равно сегодня-завтра придут нас убивать.
Вскочивший уже с кресла старик опустился обратно, потирая колено.
— И то верно. Чёртовы суставы…
— Хочешь компресс? — предложила старушка. — Сейчас и мёда можно не жалеть, раз уж нам недолго осталось.
Виктор снова отмахнулся, поморщившись.
— Раз уж нам недолго осталось, обойдусь. Ты лучше оружие проверяй. Как там патроны, не отсырели?
Тут он снова замер и прислушался, предупреждающе вскинув руку. Снаружи раздавалось жужжание, которое теперь услышала и Ева — и оно исходило с нескольких сторон.
— Всё, — тихо проговорил старик. — Нас нашли.
Его зрачки расширились, а руки впервые за долгое время перестали подрагивать.
Минуты тянулись медленно. Одна, другая, десятая — с каждой ощущение неминуемой беды, притаившейся за дверью ослабевало, но обоим было ясно, что это лишь отсрочка. Бабушка Ева задумчиво постукивала пальцами по шероховатой поверхности стола, то и дело бросая взгляды на Виктора, напряжённо смотрящего на дверь. Заряженное ружьё лежало у него на коленях, и он готов был в любой момент подорваться с места, чтобы застрелить того, кто попытается войти.
— Думаешь, они лично явятся? — вздохнула Ева. — Помнишь, как Нафису и её ребят расстреляли с беспилотника?
— Если это боевые дроны, то чего полчаса жужжат над крышей и не пытаются нас убить? Придут зелёные, бабка, зуб даю.
Старушка фыркнула и покачала головой.
— Кому твои зубы нужны? А пока в нас не стреляют, может в погреб сходить? Поедим хоть напоследок…
Виктор покосился на неё почти с отвращением и, ничего не ответив, продолжил сверлить взглядом дверь. Он молчал и молчал, только хмуря брови в ответ на раздражающий стук пальцев, пару раз порывался что-то сказать, но так и не открывал рот.
— Душу бы за пиццу отдала, — пробормотала Ева. — С маслинами… И майонеза на неё…
— Кто о чём, а ты даже перед смертью думаешь о еде, — недовольно сморщился Виктор.
— Ещё бы мне не думать! В старые времена даже у преступников, приговорённых к смерти, было право на последнюю трапезу. А у нас и этого нет.
Старушка снова вздохнула и поднялась с табурета.
— Принесу-ка вина, что на зиму отложили. И мёда.
Виктор молча проследил взглядом, как она неторопливо прошла к двери, остановилась, раздумывая несколько мгновений, затем распахнула дверь и вышла наружу.
— Висят над домом, — донёсся снаружи её голос. — И правда одни следилки.
Старик хмуро покосился на окно, через которое было видно, как Ева, обходя домик, направилась к погребу. Поморщившись, он крякнул, встряхнулся и окликнул её:
— А гори оно к чертям! Неси сюда всё, что есть! Помянем человечество.
Когда Ева вернулась с бочонками, в которых хранилось вино, предназначенное для особо холодных и тоскливых зимних вечеров, он ухмыльнулся и погрозил ей пальцем.
— Ну гляди, как бы мы не встретили зелёных пьяным храпом.
Старушка только махнула рукой.
— Да этим разве напьёшься до такого состояния? Давай сюда свою кружку.
Налив вина, она запустила большую деревянную ложку в уже начатый мёд.
— Честно говоря, он мне так опостылел за всю жизнь в лесу, — пробормотала она, глядя, как золотисто-каштановые капли стекают на тарелку. — Хочется дешёвых вафель с пальмовым маслом, трёхэтажный бургер… Обычного хлеба хочется!
— И пиццы, — подсказал старик.
— И пиццы. Может, с какой-то стороны люди и заслужили исчезновение, но за пиццу обидно, как ни крути. Могли бы на Стене Памяти вместо имён никчемных знаменитостей написать рецепты. Следующий разумный вид спасибо скажет.
Виктор усмехнулся, что-то высматривая в своей кружке.
— Надо бы попрощаться, — тихо сказал он. — По душам, по-человечески.
Старушка пожала плечами, тоже не поднимая взгляда от тарелочки с мёдом, к которому почти не притронулась.
— Ерунда. Чего мы могли ещё не сказать друг другу за эти шестьдесят с чем-то лет?
Вновь повисло молчание, только слышно было, как Ева негромко стучит ложкой, размазывая несъеденный мёд и как Виктор задумчиво поскрёбывает ногтем кружку.
Где-то в отдалении раздался гул.
— Ну всё, — вздохнула Ева. — Что возишься? Допивай скорее и пошли.