Хи-хи! — пролопотал он. — Если тебе наступят на ногу, ты должен крикнуть: «Ай! Ай, бешеный ты пес!» А если ты скажешь: «Не беда», так тебе и вторую отдавят.
Он собрался было выпить пиво, стоявшее перед Чарли но тот живо выхватил у него стакан и крикнул:
Марш, марш отсюда, старый бродяга!
Затем он показал на молодого человека, который недавно разговаривал с резиноголовой:
Старый кот.
Он стал смеяться взахлеб и долго.
Эй, Молли, запряги этого типа в свои подвязки и гони его вон! — заорал кто-то из глубины комнаты.
Там стояла электрическая рулетка с шариками, которые ударялись о тот или иной контакт, отчего на доске вспыхивали цветные цифры.
Хозяин по требованию одного из посетителей дал ему колоду карт и грифельную доску для записи.
Обшарпанная женщина подошла к старому пианино, села, открыла крышку и принялась бренчать. Кельнерша Мария принесла ей стакан пива и подлила в него водки, пианистка внимательно следила за ее действиями.
«В первый раз, в первый раз...»,—пропел над ее ухом пьяный старикашка, но она так его толкнула, что он плюхнулся между стульев. Шум был большой, но хозяин едва взглянул в их сторону. Мария подняла стулья и расставила по местам.
Человек, который принес карты, сидел со своим партнером за соседним столиком и, выигрывая, каждый раз приговаривал:
Оттяни пружинку! Тридцать пфеннигов! Попал! Три марки!
Потом смеялся прямо в лицо своему партнеру. Тот большими глотками пил пиво.
Лео сидел и смотрел. Ему было хорошо. Наконец что-то интересное. А чем занимаются люди, толкущиеся в «Ослином хлеву»? На что они живут? До чего же это
явственно вести такую жизнь. Они все, наверно, знают, та обходиться без работы. Тут Чарли сказал: к Погляди-ка на эту «даму с камелиями». Не столько
лама, сколько верблюд.
Он указал на светловолосую особу с цветком в прическе Она как раз вошла и здоровалась с неподвижно стоящим хозяином. Он едва кивнул в ответ, но Мария
сказала:
А вот и Фанни.
Девица подсела к Чарли и Лео. Лео слышал, как шур- шат ее юбки, подумал: на ней, верно, все шелковое.
Игроки за соседним столом начали новую партию. Оба положили свои ставки под грифельную доску. Один по- прежнему проигрывал. Всякий раз он удваивал ставку. И опять проиграл. Тогда он спокойно приподнял черную доску, взял деньги и сунул их в карман.
Этого я себе уже позволить не могу, — проговорил он, пожимая плечами.
Его партнер обалдел, но только на миг, и сейчас же нашелся.
Выйди отсюда, — сказал он сравнительно спокойно.
Оба вышли друг за другом на узкую тихую улочку
перед заведением. Хозяин глянул им вслед и сделал знак в сторону рулетки. Крупный мужчина в сером вязаном жилете немедленно последовал за игроками.
Тот, кто был в выигрыше, вышел первым.
Покуда человек, сунувший деньги в карман и шедший сзади, еще держался за ручку двери, первый ударил его в ухо правым кулаком, да так, что голова его шмякнулась об стену. Звук был такой, словно в стену запустили огурцом. Лео видел все это в окно. Но получивший оплеуху не упал. Он только пригнул голову, разбежался и согнутой коленкой ударил другого между ног.
Боль, видимо, была адская, потому что тот застонал, но сам же зажал себе рот рукой. А другую руку сунул в задний карман.
Девушка, подсевшая к Лео,— она тоже все видела — судорожно вцепилась ему в плечо и крикнула:
Он его зарежет!
— Заткнись, Фанни!—проговорил хозяин, все так же недвижно стоявший за прилавком.
Но человек в сером жилете уже очутился между ними, видно, он пользовался большим уважением, потому что оба сразу присмирели. Он что-то сказал обоим, a что именно, Лео через окно не услышал. Девушка выпустила его плечо. Оба игрока вернулись в зал. Сзади — тот, кого ударили, он шел согнувшись и у стола, за которым они играли, невольно присел на корточки.
О-ох! — простонал он, все так же скорчившись
Другой отсчитывал деньги и клал их на стол. Ражий
детина в вязаном жилете следил за ним и тоже считал
Мария принесла высокую кружку с вином, разбавленным газированной водой. Скорчившийся человек уселся за стол, и другой тоже. Трактирщик, не выходя из-за прилавка, бросил:
У меня только пиво продается, а не Мария. Capito? Понятно?
Опять настала тишина. Только старуха бренчала на пианино да шарики игрального аппарата ударялись о контакты.
Женщина за пианино нелепым, надломленным голосом пела:
Пошла девчонка на корабль...
Ужас охватил Лео: те, что сейчас дрались, снова сидели за столом и даже пили из одной кружки. В его понятия это не вмещалось. Душевная грубость претила ему. Кельнерша поставила перед ним полный стакан пива.
Лео взглянул на Чарли, он, что ли, заказал? Но тот головой показал в сторону Фанни. Затем поднялся и сказал:
— Ну, теперь ты отлично устроен.
Он заплатил за свое пиво и ушел. Лео остался сидеть. Почему, он и сам не знал. Или... конечно же знал. Девушке рядом с ним лет двадцать пять. У нее могучие ноги и тяжелый зад. Голова слишком большая.
Когда несколько минут назад Фанни схватила Лео за плечо, он невольно придвинулся к ней и коснулся ее ног. Ему стало жарко.
Ну-с. чичи, — сказала Фанни и подняла свой стакан за здоровье Лео.
Он тоже глупо пробормотал:
Чичи.
Что это значит, он понятия не имел. Они рассмеялись.
Ты здесь новичок?—спросила Фанни. Лео так и думал, что она будет говорить ему «ты».
— Вроде того, — ответил он.
— А ты красивенький, — сказала Фанни.
Фанни выпила пять стаканов пива и потом еще ела чечевицу с салом. Она спросила Лео, не хочет ли и он чечевицы с салом. Он не хотел. И еще она спросила, проводит ли он ее домой на Терезиенвизе, где она живет у подруги. Лео сказал:
— Да.
Когда они выходили, один из игроков, тот, который получил удар коленкой, бросил на них беглый взгляд и скучливо пробормотал:
Полушелк.
Фанни повисла на руке Лео и так шла с ним по всему городу. Благодаря пиву, которое потихоньку оплатила его новая подруга, Лео был довольно храбр. Долго терзавшая его печаль ушла, ему теперь все было трын- трава, словно уже началось светопреставление. У главного почтамта он дерзко поцеловал Фанни. Она при этом пошевелила языком. Какое-то время его подташнивало.
Но когда они шли по темной лужайке, Лео опять остановился, чтобы поцеловать Фанни. А когда поцеловал, Фанни нагнулась, подняла заколку, которая выскочила у нее из прически, и почесала ею в голове. Затем она сказала:
Рискнем, а?
Лео сразу понял, что она имела в виду. Он повиновался быстро и механически. Словно все делал другой, за которым Лео частенько наблюдал и которым должен был сделаться сам. Тот другой стащил с себя куртку, положил ее на землю и сказал Фанни:
Ну что ж, можно!
Молодой человек без куртки с удивлением качал головой — чего только, оказывается, не знает этот Леонард Кни и чего только не умеет. Да, собственно, это очень просто. Конечно, и Фанни со своей стороны все знала, что и говорить.
Когда все было кончено, а кончилось это очень скоро, Леонард Кни поднялся и при всем желании не мог бы сказать, было что-нибудь вообще или не было. Вот оно, значит? Да это ведь нуль. Господи ты боже мой, а сколько шуму поднято! Из-за такой ерунды, право же, не стоит дальше жить.
Даже лавина не накатила, подумал Лео.
Разочарование наполнило Лео холодом, словно внутри его всего прополоскали ледяной колодезной водой.
Фанни встала и подала ему его зеленую куртку. Затем она поправила прическу и сказала:
Свежо становится.
Пройдя несколько шагов, она опять остановилась, при жала руку к животу и с нехорошим лицом призналась:
Опять наелась чечевицы, а с моим животом ее бы не надо жрать.
Любовь и чечевица! Лео снова ощутил тошноту.
Но когда Фанни около доходного дома с отбившейся во многих местах штукатуркой сказала, чтобы он приходил на следующей неделе, Лео уже знал, что, несмотря на свое отвращение, придет. Он ведь был совсем один теперь. Последний из друзей его детства, Наци Кестл, только раз в месяц бывал на Мондштрассе. Его фирма делала большой барельеф для общественного здания в Штутгарте.