О-дин,— несколько раз произнес Лео по дороге домой.
Войдя со свечой в руке в спальню, он почему-то взглянул вверх на картину, где горы рушились на злосчастных. Рядом с дворником Герлихом, раздавленным гигантскими обломками, он увидел молодого человека, падающего с распростертыми руками. «Он очень похож на меня»,— подумал Лео.
Он уже шесть раз встречался с Фанни. Когда он впервые увидел ее при дневном свете, ему захотелось убежать. Из всех пор на ее лице выпирали жировые пробки. Каждую можно было выдавить. Лео чуть не стошнило. Вечером он этого не разглядел, наверно, потому, что она была напудрена.
Ни один человек не знал о его связи с Фанни. А Фанни не знала толком, где живет Лео. Они всегда встречались в самых укромных уголках. Лео еще неоднократно ходил с Фанни на ту лужайку.
Его отношение к этой заурядной девице с могучими формами не имело ничего общего с любовью. Может быть, лишь безграничная заброшенность толкнула его- к ней и еще удовлетворение, что так быстро он катится под гор). Это чувство в последнее время преобладало в нем. ин сейчас читал книгу о портрете Дориана Грея. И эта книга страшно его будоражила.
В минуты, когда все уяснялось, Лео было несказанно жаль себя. Сострадание к себе вконец его истерзало. В такие мгновения он смотрелся в зеркало и плакал. Ни одна не пожелала его. Раз как-то он подумал: если бы всех девушек из «Маскотты» поставить в ряд, а напротив выстроить всех мужчин и предоставить каждой девушке выбрать, кого она хочет? Среди мужчин много есть некрасивых и неумных, много есть и стариков. Но когда каждая девушка сделает выбор, один наверняка останется лишним. Он, Лео.
Что же это такое в нем отталкивает всех девушек? И не только девушек, но и друзей. Все бросили его. Словно он отмечен Каиновой печатью. Он ведь вовсе не уродливый и не отталкивающий. Глядя в зеркало, он никак не мог сказать, что вид у него отталкивающий.
Неужто же на всем белом свете нет девушки, которой он был бы приятен? Он ведь что угодно готов сделать за ласку и доброту. Он посмотрел в зеркало и сказал себе:
Нет у тебя доброй матери, бедняга, матери нет и никого нет.
Может быть, надо повесить себе на грудь дощечку и выйти на площадь, а на дощечке будет написано: Все сделаю за доброе отношение.
Но Лео не только искал доброго отношения, он и сам хотел быть добр. Он хотел любить и за доброту, которой его одарит любимая, тысячекратно воздать ей. За человека, который полюбил бы его, он готов был в любую минуту броситься под трамвай, сесть в тюрьму; он не задумался бы украсть для него, совершить подлог, претерпеть самые жестокие лишения. Но никто не хотел принять от него этот дар. Никто не нуждался в его жертвах. Он и задаром никому не нужен. Значит, он ничего не стоит. Нестоящий человек! Лишний на земле!
Дня два назад Фанни сказала ему:
Имей в виду, если человек берет деньги от такой, как я, это карается законом. А ты уж не раз кое-что от меня получал.
Ком, опухоль величиною с кулак где-то под ложечкой У Лео, стал весить центнеры.
А в последнее воскресенье большеголовая девица объявила ему:
Чтоб ты знал, я-то подцепила.
И ком страха, правее сердца, стал величиною с тыкву.
Лео несколько раз ударил себя крепко сжатым кулак по груди там, где гнездилась тяжесть.
Если он умрет, врачи разрежут его и найдут опухоль. Он бы охотно посмотрел на этот ком, который сейчас нем буйно разрастался. Возможно, что в середке опухоли окажется жемчужина... Это его доброе зерно, которого ни один человек не захотел, отчего оно и ушло внутрь.
В этот вечер, попозднее, Лео отправился в «Ослиный хлев». Он хотел встретить Чарли. Чарли-то уж наверняка знает, что надо делать, если девушка... подцепила. Как- никак, это его профессия. Но Чарли там не было. Тогда Лео стал думать: ну и хорошо, что я не нашел Чарли. я знаю кое-что получше. Это не только разрешит вопрос с Фанни, но и ком уберет.
Пока он это думал, тяжесть в его груди, казалось, уменьшалась.
Ишь ты, подумал Лео, стоит только погрозить такой опухоли, как она уже отступает. Но я буду ее преследовать. Этой опухоли вспять уже не повернуть.
Лысый аптекарь, в магазин которого он зашел, знал Лео еще со школьных времен. Лео уже тогда приходил к нему за люминалом для бабушки, прописанным медицинским советником стариком Дрейссигакером. Она принимала эти порошки, чтобы спать. Когда Лео было восемь лет, бабушка вошла в комнату и увидела, что он сует в рот одну из белых таблеток. Мальчик решил, что это мятные лепешки. Старуха немедленно залезла ему указательным пальцем в глотку и вытащила уже наполовину растворившуюся таблетку. Лео пришлось долго полоскать горло да еще пить подогретое молоко. Когда бабушка наконец убедилась, что все сошло благополучно, она стала настойчиво втолковывать ему, что от этих таблеток, если принять их несколько штук, можно умереть. Ребенок может отправиться на тот свет даже из-за одной такой маленькой штучки, взрослым надо проглотить их несколько. Потому что взрослые больше.
Со временем Лео рассказал об этом аптекарю и спросил, правда ли это.
Лысый старик в белом халате погрозил ему пальцем и сказал:
— Десять таких таблеток — и нет человека.
Может быть, это было преувеличено, но Лео с тех пор всегда с уважением поглядывал на стеклянную трубочку, полученную по рецепту, когда нес ее домой. Двадцать таблеток лежало в ней. Значит, в кармане своей куртки он нес смерть для двух человек. Это производило на него сильнейшее впечатление.
— Здравствуйте, господин аптекарь, — сказал Лео,—будьте добры, дайте мне лекарство для бабушки. Рецепт я позабыл дома.
— Только потому, что это ты,—отвечал аптекарь, вручая ему стеклянную трубочку.— Собственно,я не имею
права.
Лео пообещал в следующий раз принести рецепт. Когда он вышел за дверь, аптекарь крикнул ему вслед:
— Почему ты пришел так поздно?
Но Лео его уже не слышал. Аптекарь же подумал: чего я, собственно, волнуюсь, все равно мне ночь дежурить.
В последней книге, которую Лео взял из народной библиотеки после «Дориана Грея», говорилось об астрологии. Завороженный и немного скептический, листал он ее. А затем решил поиграть в «оракула». То есть наугад раскрыть страницу с «предсказанием». Астрологические книги как нельзя лучше подходят для этой игры. Лео опешил, прочитав на раскрытой странице:
«Человек, родившийся между 23 октября и 23 ноября, явился на свет под звериным знаком Скорпиона. Если над восьмым домом гороскопа стоит Марс, а вблизи от него Нептун и если на обе эти планеты неблагоприятно падает излучение Урана, то вполне возможен насильственный конец этого человека.
При таком стоянии созвездий солдат умрет на поле боя, летчик погибнет в воздушной катастрофе, революционер будет обезглавлен, негр линчеван, горняка засыплет в шахте, диктатора убьют.
Если же Нептун стоит непосредственно над Ураном, то человек, претерпевший много душевных страданий, в состоянии наложить на себя руки. Уран, планета философов и мыслителей, в то же время является звездой самоубийц».
Леонард Кни родился 29 октября.
Это было в воскресенье под вечер. Стоял октябрь, кно в кухне запотело. Фрау Юнгфердорбен зашла за старухой Кни, чтобы повести ее к вечерне, Леонард прижался носом к мокрому стеклу. Он с детства любил это делать. Затем и лоб приложил к студеной плоскости. Тогда становятся видны самые мелкие складочки и чуть заметная сеть кожных жилок. Он провел ногтем по стеклу, повторил на нем складки, обозначившиеся на лбу. Их было четыре с половиной. За окном голые сучья вязов, мерзшие на холодном осеннем ветру, тянулись к нему, как костлявые пальцы.
Где-то грохнула дверь. В соседнем доме играли на скрипке. «О Страсбург, Страсбург!»
Сумерки медленно расползались над старой плитой, над мебелью, крашенной маслом, и гипсовым распятием в углу над диваном. Юноша подошел к некрашеному столу, за которым обычно сидела бабушка. В ящике он сразу обнаружил трубочку с таблетками. В ней оставалось еще восемь штук. Значит, у него их было двадцать восемь.