По одной стороне поселка, отделяя его настоящим крепостным валом от собственно предместья, бугрилась хребтом вымершего чудовища городская свалка, и резкий сырой ветер трепал его чешую из обрывков истлевшей бумаги, стружек, кухонных отбросов, консервных банок и всякой не поддающейся описанию гнили. А сверху на него взирало тоскливо серое небо.
Пробираясь этим вязким лабиринтом, Чарли украдкой поглядывал вокруг, как лиса, опасающаяся ловушки. Время от времени он поднимал руку, приветствуя кого-нибудь за забором. В развалинах вокруг него шевелилась жизнь: глухо стучал топор по сырому дереву, визгливый голос распекал непослушное чадо. Отчаянно полоскалось на ветру мокрое белье, будто выцветшие флаги, оставшиеся после какого-то празднества; депутация дворняжек разнюхивала за хижиной какую-то таинственную приманку. И над всем этим висел плотный тяжелый запах плесени, прелой мешковины, дождя, стряпни, курятников и шатких будок, отхожих мест, накренившихся над лужами омерзительной жижи.
За обвисшей проволочной изгородью, на пустыре, размытом и перепаханном дождем и усеянном грязными клочками газетной бумаги, Чарли остановился. Он услышал свое имя, оглянулся и увидел у старой коновязи компанию парней.
Он сразу повернул к ним. Он зашагал неторопливо, вразвалку и тут же заметил, что их разговор, стихая по мере его приближения, иссяк, как вода в дырявой бадье. В нем шевельнулось любопытство и подозрение, но он все-таки улыбнулся, показав желтые квадратные зубы, блеснувшие в давно не бритой щетине.
Их стояло пятеро, целая коллекция огородных пугал, чучела, набитые трухой нищеты, наряженные в неописуемую рвань, бывшую когда-то куртками, штанами и головными уборами; двое босиком, с крепкими заскорузлыми от грязи ногами, искавшими тепла в жидком месиве, люди с лицами без возраста, черные потухшие головешки.
Чарли сказал:
- Hoit, men, привет всей компании. Я слышал, кто-то упомянул мое имя?
Четверо с настороженными ухмылками обернулись к пятому. Пятый стоял по ту сторону коновязи и оглядывал Чарли Паулса недобрым взглядом. Несмотря на холод, он был без пиджака.
- И не думал о тебе говорить, Чарли, - сказал тот. Синяя сырая рубаха плотно прилипла к его мускулистым плечам. Это был плотный, широкий в кости парень, но над поясным ремнем у него уже нависало брюшко, алкоголь разъедал его изнутри.
- Тогда все в порядке, - сказал Чарли. - Я просто спрашиваю, только и всего. - Он поскреб щетину на подбородке.
- Ну, а вы как, ребята, в порядке?
- Jа, Чарли, конечно, да, - промычали четверо. Они смущенно переминались с ноги на ногу и поглядывали на толстого крепыша.
- Ладно, если уж тебе так хочется знать, - проговорил тот неожиданно с наглой усмешкой, но не очень решительно: - Мы говорили о твоем брате. Об этом сопляке, Ронни.
Остальные протестующе забубнили хором:
- Эй, Роман, старик, никто не говорил... Мы ничего не говорили. Это ты зря, Роман, слышишь? Пошли. Ничего мы такого не говорили, это точно. - И они захлюпали по грязи, отодвигаясь подальше от греха и оставляя Романа одного у коновязи.
- Ну, а чего вы тогда всполошились? - спросил Чарли, переводя взгляд с одного на другого. - В чем дело, а? - И Роману: - Ну и что: Ронни?
- Ничего, - сказал Роман. - Просто ты ему брат. А я просто говорю, пусть этот Ронни лучше не пристает к моей бабе. Понятно?
- К какой бабе? - переспросил Чарли. - Ты, между прочим, мог бы сказать это Ронни сам. Верно?
- О'кэй. Но, может быть, ты все-таки передашь ему? Скажи, пусть он лучше держится подальше от Сюзи. - Роман смотрел на Чарли дерзким взглядом, в нем были вызов и презрение.
Чарли покачал головой и хмыкнул:
- Из-за всякой... беспокоиться. И не подумаю.
Черный соседский кобель подлетел к ним, повертелся вокруг столбов коновязи, оставил на каждом отметину и помчался дальше. Чарли посмотрел ему вслед. Потом он услышал, как Роман сказал: "Мое дело предупредить".
Он повернулся к Роману, громоздкий, неуклюжий в своем желтом дождевике.
- Эй, парень, - сказал он. - Мне не нравится твой тон. Понятно? "Предупредить"! Какие там еще предупреждения? Насчет чего это ты предупреждаешь?
- Насчет Сюзи. Это моя девчонка, - сказал Роман. На Чарли смотрело твердое, изрытое оспой лицо, похожее на глыбу выветренного песчаника. - Я только предупреждаю тебя, что этот сопляк сам нарывается на неприятность.
- Слушай, - сказал Чарли. В нем закипало раздражение. - Никаких предупреждений я передавать не буду. И тебя предупреждаю: оставь Ронни в покое. Понял? - Он сказал это спокойно и подумал. "Этот тип ищет драки, и, если он начнет задираться, придется снять дождевик".
- Это ты мне грозишь! Думаешь, я тебя боюсь? - сказал Роман, распаляясь.
- А, иди ты... - бросил Чарли. Он решил прекратить разговор. Он повернулся, чтобы уйти, но Роман обежал коновязь и бросился за ним с криком: "Нет, погоди! Что, струсил?.."
Чарли остановился в полуоборот к Роману и посмотрел на него поверх топорщившегося на плечах дождевика. Приятели Романа, хлюпая по грязи, подвинулись поближе и не спускали с них немигающих, вороватых и по-вороньи настороженных глаз. Каждый понимал, что Роман полезет драться. Чарли улыбнулся. Роман напоминал ему соседского кобеля, готового загрызть соперника из-за приглянувшейся суки.
- Ага, друг, смыться задумал? Нет, позволь, - наседал Роман.
Чарли сказал, поворачиваясь к нему лицом:
- Кто это смывается? Ну-ка повтори!
- Нечего мне грозить! - Роман знал, что на него смотрят. Над калитками, над заборами, вокруг пустыря стали показываться физиономии. Люди, как собаки помойку, пронюхали близкую драку.
- Ну и что дальше? - поинтересовался Чарли. - Захотел и пригрозил.
- Ты и твой братец, - зло ухмыляясь, сказал Роман, не желая уклоняться от первоначальной темы, - считаете, что можете просто взять и увести у человека бабу?
- Ты что, в уме? - сказал ему Чарли. - Ведь она тебе вроде не жена? У тебя есть своя жена. А вообще иди и объясняйся с Ронни насчет ваших девок. Не со мной.
- Ах, теперь ты прицепился к моей жене? - взвился Роман. - Лучше прикуси язык, ублюдок.
И как нападающая сторона, выискивавшая лишь повод для начала боевых действий, Роман решил, что теперь разговоры можно кончать, и двинулся на Чарли, - голова втянута в плечи, руки в локтях согнуты и прижаты к груди, кулаки стиснуты.