Или урод? Моральный.
— Отпустите его, — не попросила, а приказала я.
— Ты знаешь условие, — всадник прищурил глаза.
— Вы над человеком издеваетесь! Какие еще условия?!
— Он уже не человек, — кивнул красавчик в сторону пленника.
Гундос тут же дернул за длинные космы стоящего на коленях пленного, запрокидывая ему голову.
Я охнула и пошатнулась. Кроме того, что лицо мужчины было похоже на кровавую маску, так еще и на шее виднелись порезы и раны от веревки, от ошейника или поводка. Тоже мне собачку нашли… Глаз пленника не было видно вовсе, но жар, в который бросило меня от его еле уловимого взгляда, опалил кожу лица. Кончики пальцев закололо иголками.
— Отпустите его, — уже не столь твердо произнесла я.
Вокруг послышались хохотки. Видимо, моя нерешительность добавила смелости окружившим меня извергам. Красавчик спрыгнул на землю, медленно подошел ко мне.
Оказывается, он не только на лошади казался большим. Тут и без коня смотреть на него придется снизу вверх.
— Соглашайся на мои условия, и он будет свободен.
— Бред какой-то, — пробурчала я, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
В голове бурлило варево из мыслей. И стоило одной здравой всплыть на поверхность, как я тут же выхватила ее из общего месива — это ведь сон. Мой сон. Значит, и мои правила!
— К лешему ваши условия! — зло плюнула я в лицо красавчику.
В следующее же мгновенье мир потемнел. Гундос выхватил из-за пояса кинжал и в долю секунды рассек пленнику горло.
— А-а-а, — вырвался сиплый крик из моей груди.
Человек умирал, а я стояла с открытым ртом и не могла сдвинуться с места, видела, как кровь рывками фонтанирует из рассеченной артерии, заливает одежду и землю. Сердце замедляло бег, жар от кончиков пальцев поднимался по рукам.
Губы пленника зашевелились. Слышно ничего не было, но я почему-то умудрилась прочитать по губам: «И ниёр вурту».
— И ниёр вурту, — машинально повторила я и снова взглянула на отдавшего приказ.
Глаза красавчика горели адским огнем. Меня била крупная дрожь. Я все пристальнее вглядывалась в огненные омуты. Медленно проникала в сущность пламени. Мир вокруг вовсе потерял объем, звуки растворили, краски развеялись по ветру.
— Не смей. — Приказал красавчик. — Вирай, не смей!
Но я не слушала. Видела, как появляется страх в горящих глазах, слышала, как разбегается рать, лязгая доспехами, почувствовала дрожь земли от топота копыт.
Волна жара, растекшаяся по всему телу, вдруг сменила направление и ринулась к солнечному сплетению. Ха, говоришь, пустая я? А вот на тебе!
Последнее, что заметила и снова успела прочитать по мужским губам: «И ниёр вурту».
Снова повторила и проснулась от вспышки яркого света.
Полупустой вагон метро раскачивало из стороны в сторону. Моя голова покоилась на плече рядом сидящего человека, а сама я лицезрела, как трое подвыпивших — или у них лица такие? — парней сально оглядывают меня и гнусно гикают.
Свет в вагоне мерцал. Впрочем, это нормальная практика для новых станций нашей ветки.
Странный сон.
Я извинилась перед парнем. Тот махнул рукой, мол, ему самому приятно девушке помочь.
А затем еще и проводить предложил до остановки. Уж больно не понравились ему взгляды сидящих напротив.
Я отказываться не стала, тем более выяснилось, и выходить нам на одной остановке. Но в гости никого приглашать на чай не стала. А он даже телефон не попросил. То ли постеснялся, то ли решил, что раз уж соседи — обязательно встретимся.
Спать я легла за полночь, зато уснула сразу и без сновидений. Больше не хотелось видеть сон про травку и лошадок.
Говорите, понедельник день тяжелый? Так вот я вам скажу, вторник — день каторжный.
Начальство незримо присутствовало в каждом электронном письме, в каждом телефонном звонке, в каждом открывании двери.
Под конец рабочего дня я разбила вдребезги фирменную чашку с гравировкой двуглавого орла, и остаток вечера пила кофе из пластика.
Спать в метро я больше не желала. Даже ехала до конца стоя. Наблюдая за потоком входящих и выходящих людей, понимала, что вчерашний сон был навеян сложившейся обстановкой. Перестук колес — топот копыт, лязг доспехов — звук трущегося металла на поворотах рельс, мерзкий гундос — сидящий напротив субъект, чириканье птиц — голос диктора, объявляющего остановки. Все банально. Все просто.
Дома стало уютнее. Долгое стояние под горячей водой расслабило тело. И стоило мне натянуть одеяло на нос, как меня тут же засосало в сон. Снова, как пылесосом. Фьюить.