— Вирай! Вирай! — звал воин.
И как ни странно, я услышала. Только сил говорить не было. Мне было тепло и уютно в снежной берлоге. Ничего не беспокоило. Я плыла на теплых волнах безмятежности.
Ну, и зачем вы меня дергаете? Оставьте меня, прошу… Я проросту травой… Я развеюсь пеплом… Я побегу весенними ручьями… Я буду поить землю с рук…
Кильвар, оставь меня… Я вернусь ветром и буду играть твоими локонами… Я застану тебя одного в лесу и прольюсь летним дождем… Куда прольюсь? Как куда? За шиворот!
Намокнет твоя рубашка, плечи… Кожа станет влажной и горячей… И я испарюсь…
Боже, почему так больно? Оторвите мне ноги — они болят! Отрежьте мне руки — они мучают меня! Избавьте меня от уха — его уже все равно нет, оно осталось там, примерзшим ко льду. Откройте мне веки… Ой, нет, это не из моей оперы…
— Хватит… — просипела я на выдохе.
— Нет, не хватит! — произнес мой палач.
Что он делает? Что? Режет по живому…
— Отстань… — взмолилась я.
— И не подумаю! Думаешь, если произнесла три загадочных слова, то навеки будешь принадлежать ему? В том ятедамблевском предсказании было сказано, что жизнь его круто изменится, и ни слова больше! Так что, и ниёр вурту драм — я найду тебя первым!
Так вот кто ты — мой палач!
— Кильвар, отпусти меня…
— И не подумаю! — ответил воин, продолжая растирать мне конечности.
А ведь если бы обморожение подобный массаж мог прийтись мне по душе.
— На вот, намажь этим, — произнес незнакомый мне голос, а в нос тут же ударил резкий и абсолютно неприятный запах.
— Фу, гадость! — озвучил мои мысли Кильвар.
— Зато полезно! — огрызнулась неизвестная. — Было бы лучше, если бы у тебя, воин, вместо четырех мечей было бы четыре руки. Но так как ты обычный двурукий, греть ее придется всеми возможными способами.
— Понял, — снова озвучил мои мысли Кильвар, и запустил пальцы в вонючую мазь.
Меня укутывали, пеленали, вынимали из-под одеял поочередно части тела, растирали, массажировали. А мне казалось, что кроме дикой головной боли и той конечности, что подвергается пыткам, у меня вообще ничего нет. Не существует Вирай. Разлетелась кусочками. И теперь придется собирать по всему свету.
— Это надо выпить, — донеслось до меня сквозь пелену тумана.
— Сейчас, — зашевелился воин и просунул руку мне под затылок. — Вирай, милая, давай выпьем. Пожалуйста.
А мне не лень выпить, но даже открыть глаз — больно.
Кое-как Кильвар залил в рот обжигающую жидкость. Я понимала, что это лекарство, и что оно должно быть полезным, но зачем в лекарство добавили так много медицинского спирта, понять так и не смогла. Конечно же, часть питья пролилась и затекла в ухо, испачкала шею.
Я слышала, как смеялся надо мной воин, ласково обзывая замарашкой. Чувствовала, как его пальцы вытирали испачканную кожу. Но самое главное — я чувствовала его прикосновения! Я возвращалась, хоть и с болью, в реальный мир.
Я застонала.
— Что случилось? — тут же забеспокоился Кильвар.
А как ему объяснить, что я вдруг свой сон назвала реальностью? Что я знаю, есть и другие миры? И самое главное — что этот мир абсолютно нереален?
Вместо ответа я замотала головой.
— Раздевайся! — скомандовал голос над моей головой.
— Зачем? — удивился Кильвар.
Ах, так это не мне раздеваться… Ну, да, куда ж мне дальше? И так раздета. Спасибо Темному — выставил меня на улицу почти в чем мать родила.
За своими размышлениями упустила момент объяснений, зачем воину раздеваться. Зато, когда он полез ко мне под одеяло — сама догадалась.
— Эм, — замычала я, пытаясь сопротивляться.
— А ты посмотри на нее, — отметила мое поведение хозяйка пристанища, — оживает. За свою честь девичью борется. Дуреха! Надо было за жизнь бороться! А теперь уж извини, мы будем решать.
Извинения хотелось послать к черту. Кто во всем виноват? Кто? Я? Да ни в жизни! Темный во всем виноват! Это он, не разобравшись, швырнул меня к бабке Йожке на кулички! Это он напивался, как свинья и избегал разговора! Это он сидел, уткнувшись носом в объемные прелести белокурых гетер!
Так стоп! Не он один там развлекался! Кильвар тоже не отставал! Воин-лицемер!
Предатель! Иуда! Там он этими руками книгу держал, а сейчас меня растирает?!
Я заерзала, замычала, попыталась выразить протест…
— Не надо, я тебя держу, — прошептал на ухо воин.
Он, оказывается, не просто забрался ко мне под одеяло. Он сидел, прислонившись спиной к стене, держал меня почти на руках, обнимал так, что я своим укутанным в простыню телом, почти полностью возлежала на его животе и груди. И еще руки кольцом держали.