Выбрать главу

Подойдя поближе, обнаружила, что скалы плоские — нарисованные. Более того, их можно обойти. Но все равно, я не представляла себе, как в таком огромном нагромождении воспоминаний мага я смогу найти нужное.

Дотронувшись пальцем до почти черного нарисованного камня, не почувствовала ничего.

Да и новых картинок, которые ожидала увидеть, не обнаружила.

Пройдясь вдоль плоских гор, выглянула из-за бумажного полотна — та же пустыня, только небо ближе к горизонту опускалось к земле темным туманом. Темным до черноты.

Зацепившись ногой за что-то, я потеряла равновесие и начала падать. Но успев зацепиться кончиками пальцев за бумажную преграду, потянула за собой какую-то нитку. Кончик угольно-черной жилки приклеился к пальцу, и когда я попыталась отлепить надоедливую соринку с кожи, уговорам не поддалась. Рассердившись, я дернула рукой и в долю секунды оказалась в искомом воспоминании мага.

— Йоптель-моптель! — вырвалось у меня, когда я огляделась. — Знакомые все лица… и места…

В устланной коврами комнате без окон сидели трое: Микарт, ворожея и Кильвар. Подвал в замке на острове!

— Ты зря втянул его в это, — Сивральвэ сидела в кресле, покачивая слетевшей на большой палец ноги туфелькой. — Мы бы с тобой и без него справились.

Микарт, стоявший у камина, и задумчиво подбрасывающий поленья в огонь, горько усмехнулся. А Кильвар брезгливо поморщился.

— Знаешь, нам бы было хорошо вдвоем, — Сивральвэ склонила голову, лукаво подмигивая белокурому воину.

Вот ведь гадина!

— Не морочь парню голову, Мышь, — Микарт оторвался от каминной стены и прошелся в другой конец комнаты. — Он воин, и в твои игры играть не станет.

— Ой, станет, — ворожея мечтательно прикрыла глаза, — ой, как станет! Я тебе вот, что скажу, Темненький ты мой. Немного тебе осталось времени.

Оба брата напряглись, внимательно вслушиваясь в слова ведьмы.

— Да, да, — ехидно улыбнулась Болотная Мышь, — а ты думал, зачем я его кровь просила?

— Что ты имеешь в виду под «немного времени»? — глаза Кильвара горели огнем.

— Я имею в виду, что до сегодня он тебя задвигал, не давал воли…

— Глупости не говори, — перебил маг, — когда это я воли брату не давал?

Увидеть, как скрестились взгляды побратимов, мне не удалось — неверный ракурс наблюдения выбрала.

— Ой, ладно тебе, ерепенишься, — отмахнулась ведьма, — я все вижу и все знаю. Скоро… скоро все изменится… Придет некто и скажет «И ниёр вурту» и все, — ведьма хлопнула в ладоши, — судьба изменится твоя.

— Кильвар, выйди, пожалуйста, — строго, но все же попросил Темный.

Златовласка безропотно исполнил просьбу.

— Думаешь, его это спасет? — снова обратила свой ясный взор ведьма на мага. — Вас уже ничего не спасет. Придет, скажет, изменит жизнь вашу. И станет судьбой… одной на двоих…

Меня дернуло, словно я пальцы в розетку засунула. Я моргнула и снова очутилась у себя в комнате, лежащей на одеяле, ногами на подушке… Яркий свет бирюзовой луны пробирался сквозь неплотно задернутые шторы, освещал гладкую кожу лба Микарта. Глаза его были открыты, и смотрел он прямо на меня.

— Ты чего не спишь? — спросил Темный.

— Встретишь ты свою судьбу у коня, — параллельно продолжала говорить ворожея.

Я нервно сглотнула слюну — я очнулась и оставалась «на линии» одновременно? Микарт не заметил моего брожения у себя в голове и сейчас разговаривает со мной, не чувствуя вмешательства со стороны?

— Пить захотелось, — соврала я, продолжая смотреть кино.

— Тогда почему не пьешь? — снова спросил маг.

Я решила, что узнала достаточно, и пора разрывать сцепку, но делать это следовало осторожно, чтобы не обнаружить себя.

— Дотянуться не могу, — придумывала я на ходу оправдания, а сама судорожно искала выход из сознания Микарта.

Что там было? Пустыня? Горы? Ракушка? Комок белой шерсти? Переплетение ветвей деревьев?

— Держи, — когда Темный протянул мне стакан воды, видения, что скрывались до сих пор под закрытыми веками, исчезли. Я снова была только в мире с луной цвета морской волны.

А еще в этом мире было очень много вопросов…

В отличие от яркого утреннего солнца, я бродила мрачнее тучи. Микарт бросал на меня косые взгляды, но подойти и спросить, в чем причина смурного вида, не решался. Или знал, и не признавался. Теперь уже все запуталось.